Мои воспоминания прервали друзья. Они оживлённо беседовали, с напряжённым интересом перебивали друг друга, обвиняли политических деятелей, приведших Союз к распаду.
– Да, Мишка Меченый развалил всё! – распинался друг Георгий.
Правда, мы его звали Жориком: это больше подходило для его внушительного живота. Подключился сосед Марк, худощавый черноволосый студент пятого курса авиационного института.
Пошевелив сухими губами, облизнул их и убедительно начал:
– Не-е, ребята. Мой отец всю жизнь инженером на моторе работает. Помню, по телику было заявление гэкачепистов; я слышал, как по телефону отец обсуждал с коллегой. Говорит: «Ну всё, Союзу конец, ты понял? А жаль». Потом он мне объяснил, что Меченый, наоборот, хотел спасти ситуацию. Какой-то новый союзный договор подготовил.
– Они, блин, там всё власть делят, а мы тут, народ, страдаем, – не унимался Жорик. – Там, в Москве, танки на Белый дом направили. А помните этот, типа референдум: «ДА-ДА-НЕТ-ДА»? Вообще-е лажа, да? Дедушка придумал.
Внезапно к нам на кухню забежала моя гражданская жена Серафима и воскликнула:
– Альберт! Ангелина рожает, надо срочно её везти в больницу!
Мгновенно все застыли. В создавшейся тишине мы недоумённо уставились на неё.
Серафима с возрастающим нетерпением продолжала командовать, увидев наши восковые физиономии, и никому не давала возможности прийти в себя:
– Давай быстрее, быстрее!
Её паническое состояние мгновенно перекинулось на нас. Я импульсивно среагировал на требование Серафимы. Парни, возбуждённые спором, одновременно, словно солдатики, повернули головы в мою сторону. Теперь их непонимающие взгляды устремились на меня.
– Давай, Альберт, вези её, а то родит ещё! – скомандовал Жорик, муж Ангелины.
Во встревоженных взглядах гостей я прочитал молчаливое требование, больше похожее на боевой приказ. Почувствовал, как вздрогнули уголки губ. Не выдержал сконцентрированного давления пяти пар глаз и резко дёрнулся к выходу. Больше ни о чём не задумываясь, на ходу в прихожей с вешалки схватил куртку.
Взгляд мой встретился со взглядом Ангелины, сидевшей здесь же, на пуфике. Она стонала, придерживала рукой живот, и нам обоим как-то стало неловко.
– Сейчас поедем, – приободрил я.
Распахнул двери настежь и выскочил во двор нашего старенького деревянного дома. Стояла октябрьская сырая ночь и утомительно ждала, ждала нас. На крыльце я вновь вдохнул всей грудью осенний воздух. Когда шёл в сторону гаража через сад, под ногами чувствовался мягкий ворох опавших листьев.