То, что это дано от природы, я улавливаю седьмым чувством. Ни ум, ни законченная им аспирантура философского факультета Московского университета не могли бы наделить его этим даром.
Что же касается «удовольствия», то я неточно выразился. Скорее, это душевное удовлетворение, должно быть, от столь высоко ценимого мной таланта Куницына.
Когда я, спустя много лет после нашего первого знакомства, прочитал его прозу, то я тут же вспомнил завещание Юрия Петровича Лермонтова, обращённое к своему сыну: «У тебя доброе сердце».
У Куницына именно такое сердце, наверняка полученное им по наследству. Ибо родители его – люди замечательные, а отца его Георгия Куницына я считаю одним из лучших людей двадцатого века. Сын недаром так часто обращается к его личности, чья жизнь (это моё мнение) достойна героического романа. Мы все, жившие в одно время с Георгием Куницыным и знавшие его, почитали его за благородство и отважное сопротивление всякой несправедливости. Я же горжусь, что жил с ним на одной улице в Переделкино.
Иногда игривая, блещущая цитатами из разных философов (порой их чрезмерно много), проза Владимира Куницына вышла-таки из-под сердца и прямо направлена в моё сердце – сердце читателя.
Пишет он действительно во всех жанрах. Тут и короткая зарисовка какого-то житейского случая, и убийственная рецензия на претенциозный фильм режиссёра, выдающего себя за знатока русского народа, а на деле относящегося к нему как к отвратной толпе.
Читать Куницына нескучно: выбор сюжетов, действующих лиц и весёлые рассказы о самом себе (себя он держит в безусловной строгости), о своей семье. Всё это внезапно переходит на территорию вымысла, и тогда из-под его пера рождаются нештампованные истории. Таков, например, рассказ о встрече с женщиной и внезапном сближении двух до того незнакомых людей, причём, сближение происходит при обоюдном воспоминании о любимых ими стихах. Кончается же это сближение непредсказуемой развязкой.
Трогает меня краткий очерк-воспоминание о встрече со своей любимой няней, где автор клянёт себя за то, что на мгновение позволил отвлечься от её исповеди в то время, как, ослепши в старости, она не могла видеть этого его проступка.
Язык Куницына лёгок, быстр, успевает на ходу обогащаться, набирать и набирать, черпая из бытовых, житейских, а то и философских глубин.