Нет, ничего не выйдет, поздно, Павел уже всё понял, да и я – не Алька, не получится у меня. Неубедительно бормочу про бывшего мужа, хорошего человека – «просто он не был готов к новым условиям», – про то, что не замужем, но прекрасно себя чувствую, у меня сын, друзья, работа в Москве… А потом мы молчим: я – угрюмо, он – сочувственно. Нет, наверное, презрительно. Скорей бы уж Курослеповка!
Мы подъезжаем. Опять разноголосо и нервно верещат мобильники. «Только что подъехал, можешь разогревать», – это студент маме. «Да, я в КаэСе, а что, нельзя?» – кокетничает девчонка с невидимым собеседником. Появляется ярко освещённый плакат с развесистым курослепом и надписью: «Курослеповский интеллект – богатство наше. На свете нет наукограда краше!». Не Андрюша ли Орлов придумал этот слоган?
– Написали бы лучше «Куриные мозги – богатство наше», по крайней мере, честнее… Что вы смеётесь, Павел? Я не шучу, у нас тут неподалёку птицефабрику открыли, её продукцию даже по телевизору рекламируют, не видели? Там в основном сосновские офицеры работают…
Павел мягко, дружелюбно просит мой телефон. Да как он смеет, этот многоженец, этот старик, наконец! Да неужели он думает, что я… Да я никогда…
– Зачем вам?
– Да так просто. У нас в Липецке мёд хороший, я мог бы привезти вам и вашему сыну. Скажите, я запомню.
– Мы не едим мёд, – жалобно говорю я, и это чистая правда. Почему же я всё-таки произношу дрожащим тоненьким голоском: «четыре, восемь, три…»?
Я иду домой. Изогнутошеим лохнесским чудовищем, призрачным «летучим голландцем» выплывает из ядовитого тумана моя многоэтажка. Вот-вот зацветёт сирень у подъезда, отважно бросится распахнутой пышной грудью на серую кирпичную стену – на абордаж! А там и жасмин – разухабистый, рьяный, безумный, безудержный…
«И зачем, зачем я сказала ему телефон? – роятся в моей голове запоздалые, сбивчивые мысли. – Ведь ни врать, ни объяснять ничего не надо было, разве не могла я назвать другие цифры или просто переставить: “четыре, семь, девять…”? И почему я сразу не сказала ему, что он… Что так нельзя… Что лучше всю жизнь одной, чем так, как его жёны… Ну, пусть он только сунется теперь со своим мёдом, со своей отвратительно красивой бородой, этот самоуверенный болван, этот индюк, баран… этот… этот… Уж тогда-то я ему всё выскажу, всё!»