– Что, выставка? В Третьяковке?
– Нет, в ЦДХ, на Крымском Валу…
– Это и есть филиал Третьяковки, – вмешался Андрюша, – никакое не ЦДХ… Подождите, сейчас я… – и убежал. Клименко полез в морозилку. Вынул и придирчиво оглядел бутылку. Таня оглянулась от плиты:
– Саша, не надо… она не охладилась, как ты любишь… у него там ещё есть, да, вот эта, тащи…
Клименко вытянул за горлышко заиндевевшую «Старую Москву», одобрительно буркнул «угу» и разлил по рюмкам:
– Хозяин! Ты где? Не задерживай процесс!
Андрюша появился в дверях с большим альбомом в руках. На обложке знакомо рыжели берёзы над рекой. Вода в речке не голубая, а сизая оттого, что в ней отражаются осенние облака. Я обрадовалась:
– Ой, это же с выставки каталог! Ты что, тоже был?..
– Нет ещё, мне третьяковцы подарили… я им… э-э-э… тэк скэзать… материалы кой-какие… м-м-м… подобрал… по Морозову… только не Савва, а Сергей Тимофеич… Скорее всего, это он с Левитаном в Плёс ездил, а вовсе не Савва… Елена, не лезь, у тебя руки в рыбе!
– Ну, давайте, – сказал Клименко, – за тебя, Орлов, и за твою… э-э-э… тэк скэзать… успешную краеведческую деятельность…
– Саша, какой ты сегодня многословный, – удивилась Татьяна.
– Повод обязывает – сотрудничество нашего… м-м-м… выдающегося историка с Третьяковкой!
– За меня потом, – скромно сказал Андрюша, – давайте лучше за Исаака Ильича, хороший был мужик.
Чокнулись, выпили. Водка была такой холодной, что у меня заломило зубы.
– Ой, что ж это мы? – испугалась Татьяна. – Поминают не чокаясь.
– Молчи, женщина! – сказал Андрей. – Он умер сто десять лет назад. Мы не поминаем, а… м-м-м… за его картины, которые… э-э-э… тэк скэзать… вечно живы…
– Вот именно! – поддержал Клименко. – За искус-с-ство! – и налил по второй. Чокнулись. Выпили. Помолчали.
Я вспомнила, как студентами ходили в Третьяковку лет тридцать назад. Около картины «Над вечным покоем» Димка, мой однокурсник, остановился и сказал:
– Знаешь, Ленка, если на эту картину долго смотреть – голова закружится. Не замечала?
Я засмеялась:
– Точно! У меня уже кружится!
Голова и вправду кружилась. Была весна, а нам – по двадцать лет. Теперь Димка и сам «над вечным покоем», на машине разбился…
– Ну, рассказывай, – вывел меня из задумчивости клименковский голос. – Что там на выставке?
– Выставка замечательная, – пустилась я в объяснения. – Она до конца марта будет, сходи обязательно…