– Ты что же, не читала Панарина? – возмущался Володя. – Ну, темнота! Я тебе привезу…
Но не привёз, зато долго и обстоятельно объяснял, что все книги у него на чердаке, а чердак два года назад горел. Нет, Панарин точно не пострадал, но, должно быть, весь в копоти и, в общем, Володя его, Панарина, пока не нашёл. Потом как-нибудь. Сам Володя был очень жадным до книг:
– А это у тебя что? У-у! Дай почитать.
Но взятые книги он обыкновенно «зачитывал», то есть начинал читать, бросал, забывал, хватался за что-нибудь другое, и свои и чужие книги валялись у него на погорелом чердаке, в трёх комнатах, на кухне, в прихожей…
Справедливости ради замечу, что, по крайней мере, одну книгу Володя всё-таки вернул после многократных напоминаний. Эта книга была мне необходима для написания новой повести, в которой я отчасти изобразила и Володю, нарочно в самом конце, чтобы заставить его прочитать всё. Но тщетно! Похоже, Володя не добрался и до середины – отвлёкся, как всегда, на новую информацию:
– А статью Кургиняна в последнем номере «Завтра» ты читала? Позор! Газету-то хоть купила? Читай немедленно!
Тогда-то, через год после нашей первой встречи, я поехала к Володе в его Серебрянку ради давно обещанного Панарина и чтобы отобрать наконец свои книги. Увы и ах! Чердак с Панариным был заперт до весны, лезть туда Володе недосуг, а многочисленные книги и газеты валялись на полу, столах, диванах, подоконниках вперемешку с разнообразным домашним скарбом. Рыться во всём этом не представлялось возможным. Володя, впрочем, очень гордился своим обиталищем и находил в нём особый, невидимый постороннему, тем более субъективному женскому, глазу строй и порядок.
Две комнаты в этой самой трёхкомнатной квартире, занимающей половину деревянного одноэтажного дома, получил перед самой войной Володин отец. И отец, и мама Володи в тридцатые годы приехали из смоленской деревни в Серебрянку работать на местной фабрике.
– А почему же всюду пишут и говорят, что до семидесятых годов колхозники были, как крепостные, без паспортов и их никуда не выпускали?
– Что значит «не выпускали»? Ты думай хоть немного, а не повторяй глупости. Прописки в деревнях действительно не было. Зачем она в деревне-то, если каждый в родительском доме жил и все друг друга знали? Паспорта просто не нужны были, если человек не собирался уезжать дальше районного центра. А молодёжь не только отпускали, но и направляли на учёбу. И работу всем, кто хотел, предлагали – на заводах, на фабриках… А как же! Страну-то надо было поднимать. Ты что, не знаешь? Почти все подмосковные жители приехали из других областей – Тверской, Смоленской, Рязанской, Тульской… А всё Подмосковье теперь в Москве.