Ваха вколол капитану наркотик. Потом перетянул ему жгутом руки и ноги, и начал отсекать их топором. Не только взрослые, даже дети смотрели, не отрываясь. Никого не тошнило, никто не уходил. Наверное, те, кто мог бы не выдержать, вообще не пришли. А меня всего выворачивало, я не мог этого видеть, но Султан меня заставил. Я не понимал, зачем ему это надо. Я ещё не знал, что он – бывший школьный учитель. Он меня воспитывал на свой манер.
Пожилой чеченец, с дочерна загорелым лицом, по виду пастух, вызвался пристрелить капитана, Уже наставил на него старую берданку, но Султан не позволил.
– Пусть мучается, – сказал он по-русски.
– Надень на него форму, – приказал мне Ваха.
Я кое-как надел на тело капитана его форму. На то, что осталось от его тела…
В таком виде капитана выставили на горной дороге, по которой наши выдвигались на выручку к дагестанцам.
Потом в аул пришло известие, что федералы в отместку зашили какого-то полевого командира в свиную шкуру. Ваха чуть не перерезал мне горло. Не дал Султан после того, как я спросил, оттуда в Чечне или Дагестане могли взять свинью?
Клава
Хочу влюбиться… Влюбиться до крика, до боли. Только не до той боли, которая была… Так, чтобы останавливалось дыхание. Я так давно не любила.
Точнее, никогда. Любила только по воображению: артистов кино и эстрады.
Любовь, как я понимаю, такая же естественная потребность человека, как
дышать, пить и есть. Не дышать и не есть – это смерть. А не любить? Это тоже смертельно.
У меня сейчас в жизни, вроде, все нормально, но я – в постоянном ожидании катастрофы. Такое ощущение, будто иду под куполом цирка без страховки. А внутри – музыка из фильма «Челюсти»…
Я не по годам взрослая. Говорят, люди взрослеют очень быстро на войне. Я тоже, считай, побывала на войне. Но это – глубоко моё, этим я не делюсь даже с мамой.
Я стала ненавидеть мудрость, которая возникла во мне. Я устала по словам ифразам видеть, что будет дальше. Мне надоело понимать каждый ход человека.
Верните мне розовые очки, с ними так круто…
Анна Дмитриевна Смирнова
Я повесила его портрет на стену. Я нутром чую, что народ наш он не любит. И в этом я его отчасти понимаю – народ наш любить трудно. Но в этом случае правитель должен любить государство. Но он и государство не любит, вот в чем дело! В смысле, не умеет сделать так, чтобы государство было сильным. Он любит только себя, свою пьяную, вороватую власть. При