Думаю, стоит познакомить вас поближе с этим персонажем. Зовут его Виски, мы работаем вместе. Можно сказать, что он мой коллега. О себе рассказывает он крайне редко, ни разу не видел я того, чтобы он одевал что-либо помимо своего чернильного цвета пальто. Черты лица его идеальны. Понимаю, идеал у каждого свой, но лицо Виски столь совершенно, что, как мне кажется, оно идеально даже самого мироздания. Глаза у него глубокие и пустые, такое чувство, что он ни о чём не думает, никакие мыслительные процессы не протекают в его замысловатом мозгу. В его натянутой ухмылке угадывается насмешка, иногда она дрогнет, и чувствую я в его выражении лица мимолётную жалость. Он жалеет меня? Зачем?
Ну так и что же.
Молча я стал доставать письмо из жёлтой стопки. Обычно я работаю вместе с Виски, если точнее, таково правило. За 30 лет моей работы я ни разу не садился за печатную машинку без него. Это закон. Работа моя такова, что нужно подстраиваться под характеры чужих людей, а одному это делать сложновато. Ну, по крайней мере, я и не пытался работать без Виски.
Меланхолично и спокойно я достал оранжевое письмо.
– О, святые Исусы… – пробормотал Виски, заметив то, насколько письмо пришло потрёпанным.
– В христианстве Исус только один. Если не ошибаюсь, это одно из воплощений христианского Бога.
– Слушай Ричи, а с каких это пор ты успел стать атеистом?
– С тех самых пор, как стал подрабатывать могильщиком, – косо взглянув на Виски, увидел я непонимание в выражении его лица. Не хочу развивать эту тему. – Ну ладно, начнём.
– Нет-нет, мне всё же интересно. Ты успел за то время, пока мы не виделись, устроиться на кладбище?
– Не неси бред, я атеист. И вообще, не тяни время, Виски. Сегодня нам нужно ответить на 85 писем.
– Ого, рекорд!
– Да, – меланхолично пропел я и продолжил. – На другом конце Лирна, в правобережной части, идиоты устроили митинг, и теперь придётся отвечать на письма, которые им и предназначались…
– А разве это не идёт наперекор твоим суждениям о власти? – Виски любит провокации. Бесит.
Я ответил:
– Ты же знаешь, что я отвечу. Будь они за Господине Джеральда или нет, передо мной все равны.
– Заговорил как библиописец.
– Нет, я просто очень старый и мудрый.
Аккуратно, стараясь оставить ценную бумагу (в будущем старую потрёпанную бумагу я использую для написания писем, чтобы они казались правдоподобнее) вскрыл я конверт. С трудом стал разбирать первые буквы фамилии: