Так же как и тишина во время похорон сестренки, которую он быстро забыл.
Неведомая болезнь.
На улице Шевский Кут до сих пор в годовщину смерти Полянского и сестренки Исаака бесшумно раскачиваются ветки тополей. Они голые. Свечи догорают.
Маленькие искорки вспыхивают на непорочной синеве неба. То ли звезды, то ли свечи, зажженные мертвыми наверху.
Каждый раз, когда я смотрю на небо в такие дни, я замираю. Стою, не шевелясь. Еле-еле дышу, чтобы не спугнуть священного трепета. И думаю: о чем же думал маленький Исаак?
Плачут дома, и небо тоже плачет. Потом читают отрывки из Агады. Это и есть самый волнующий момент. Агада обещает возвращение.
Для кого оно наступит? Куда всё должно потом кануть, в какую Лету?
* * *
Что касается учителей, мною все понималось немного неправильно. Учителей было несколько. И это совершенно неожиданное открытие, сделанное мной благодаря изобретению Гутенберга. Не знаю, за каким лешим (лукавая фраза, за «каким» я знал точно) я полез в воспоминания всех, кто упоминал Лохвицу, и самым первым обнаружил Бен-Циона Динура. Признаться, до этого я ничего не слышал об этом человеке, который оказался сподвижником сионизма, революционером и т. д.
Пришлось читать все его воспоминания (труд, доставивший мне жгучее удовольствие, хотя хорошим стилистом его назвать нельзя), и все ради того, чтобы наткнуться на несколько абзацев, меня порадовавших.
«Уже на второй день после моего прибытия (в Лохвицу, естественно. – Д. М.) меня посетил новый учитель семьи Дунаевских». Бен-Циона приглашали как раз на место этого соперника, но приглашал Цали, тогда как право выбора было отдано его жене Розалии, о чем наниматель Цали Дунаевский, нимало не смущаясь, сразу и предупредил Бен-Циона, пообещав в случае отказа Розалии подыскать для него другое место в Лохвице. Так и произошло.
Отец Дунаевских, названный почему-то Исайя (возможно, ошибка памяти – отца звали Бецалель-Иосиф), «пришел ко мне в сопровождении двух своих учеников, симпатичных юношей, один из которых потом прославился в Советском Союзе как композитор. Юноши пришли пригласить меня от имени своих родителей на ужин – познакомиться с семьей. Там-то Бен-Цион Динур и познакомился с уже имевшимся у старшего сына Дунаевских учителем – по имени Лейзер Шейн».
Этого Лейзера Шейна Бен-Цион характеризует как человека в высшей степени харизматичного.