Почему-то в Италии ребята начинали учебу раньше, чем у нас. В университет попадали 16-17-и летние ребята и девчата, такие, как у нас сидели еще в 6-7-х классах. Общий уровень их еще был невысок. Конечно, среди них наши русские студенты, особенно если они еще были знающие и толковые, как Сережа, то и профессора относились к ним, как к взрослым людям, а уж про лаборантов и говорить нечего. Среди русских студенток была Маня Якубович, она училась с Сережей. До появления Сережи ей было очень трудно, хотя языком-то она владела. Сережа стал с нею заниматься и ко времени экзаменов подогнал ее так, что она все сдала. Хотя русских в Турине было, сравнительно, немного. С Кириченко они не вели знакомства. Кириченко был женат. Его жена Лариса, кажется, Евгеньевна, если не ошибаюсь, была веселая, живая, но мы узнали ее во время ее беременности, а затем родов и связанную с грудным ребенком. Но, по-видимому, они располагали достаточными средствами, т. к. она сумела так устроиться, что за ребенком ухаживала их квартирная хозяйка и, вообще, семья хозяйки. На ночь «Славку» тоже брала к себе хозяйка, так что Лариса Евгеньевна спокойно спала. Меня даже несколько удивляло ее отношение к собственному ребенку: например, она, смеясь, рассказывала мне, что иногда слышит ночью из-за стенки соседней комнаты, как громко кричит Славка, как хозяйка поднимается, греет ему у кухне молоко, как его крик будит всю хозяйскую семью, а Лариса Евгеньевна греется себе спокойно в постели и довольна, что ей можно не беспокоиться. Я бы не выдержала, если бы мой ребенок кричал за стенкой.
Так оно у меня и получилось – в Турине родилась моя Лена, и мы с Сережей сами за ней ухаживали. Пришлось только взять для нее приходящую кормилицу, т. к. я хворала после родов, долго пролежала, мне присушили молоко. А искусственного питания не выдерживал Ленин желудок, так что хозяйка привела к нам «балью» – соседку-кормилицу Леопольду, которая за 30 лир в месяц стала пять раз в день приходить к нам кормить Лену. Хотя ее девочка была постарше Лены, но врач нашел ее молоко годным.
Собственно, я опять очень забежала вперед: началось-то все далеко не с Леопольды, а с того, что мне нашли «балью», как это вообще принято в Италии, в специальном учреждении, и она увезла Лену к себе в деревню. Когда я поправилась, я, конечно, сразу поехала туда. По внешнему виду там все казалось в полном порядке, но через пару дней я убедилась, что у кормилицы нет молока. Ее ребенок сразу как родился, так и умер, так что на ее руках была одна Лена. Был как раз сезон уборки винограда, и вся семья «бальи» – отец и мать ее мужа, муж и она сама – с утра уходили на виноградник. Чем они там питались, не знаю, но «балья» целые дни проводила на работе. Вечером, когда она возвращалась домой, свекровь старалась усадить меня внизу за ужин, а балья уходила с Леной наверх в спальную, чтобы выкупать, покормить и уложить Лену. Конечно, когда я слышала Ленин крик, никто не мог удержать меня за столом, я бежала к Лене и убедилась, что балья вертит ее от одной груди к другой, а сосать ей нечего. Я стала покупать побольше молока, чтобы балья лучше питалась, но это почти не помогало.