Что до моего бородатого оппонента – при виде гостей он в секунду забыл обо мне и преобразился. Снова он был весел, бесшабашен и открыт. Жестом хозяина он предложил им садиться, свистнул китайского официанта и заказал для пришельцев кофе, а когда лысый худышка спросил у него закурить, бросил с готовностью на стол курительную бумагу и пакет табака – дескать, налетай, ребята, без всякого стеснения, пользуйся моей щедростью, кури до упора!
По жадности и сноровке, с какой оба принялись вертеть сигареты, по особенной виноватой улыбчивости, которая, при всей непохожести, делала их почти близнецами, можно было сходу определить: оба давно и прочно сидят без работы и, похоже, успели уже напрочь забыть, когда в последний раз держали в руках купюру хотя бы в десять евро.
Да, уже который год страна, куда я когда-то бежал и где привык жить, болела безработицей и нищетой, да еще и стояла при том на затяжном пороге революции. Так получалось, революции – эти предбанники ада – всегда следовали за мной. Когда-то я бежал от революции из своей страны, угодил в бунт в промежуточном государстве, а затем осел здесь – в благополучнейшем, казалось, из миров, – но, похоже, так только казалось.
Бородач, между тем, извлек из спортивной сумки упитанную алую папку, отыскал в ней нужный документ и подвинул его ребятам. Оба склонились над ним одновременно и даже стукнулись несильно лбами – после чего все трое громко рассмеялись. Им, на троих, и было-то лет шестьдесят – не больше. Первым отыскал нужную графу и поставил в ней подпись маленький и лысый, с глазами нежной девушки. На самой середке его воскового черепа имелась забавная крупная родинка в форме сердечка, отметил я. Вслед за лысым то же самое проделал и белый увалень. Бородач мигом упрятал документ в папку, папку – в сумку, а оттуда потащил наружу пару нераспечатанных пакетов табака – и разбросал их ловко на столе.
– И, как договаривались, по пятнадцать евро на брата после акции. Вы расписались за двадцать, но пятерка пойдет в специальный фонд, который всегда должен быть – на непредвиденный случай. Это называется «касса взаимопомощи», – пояснил он.
Собеседники зачарованно смотрели в рот ему и серьезно кивали. Бородач и сам разом сделался деловит – прелюдия завершилась. Чуть наклонившись к собеседникам, нависая над столом, слегка понизив голос, но не особенно и скрываясь, он обстоятельно и четко принялся вводить их в курс дела.