Мама сшивала большие пальцы рук, потому что это было сложно, бабушка сшивала вдоль мизинцы, а мы с сестрами прошивали средние пальцы. Если бы мы были действительно трудолюбивыми, то к концу недели вместе мы зарабатывали бы одиннадцать или даже двенадцать новых пенни. Какое пиршество!
Вместо этого был свекольный сироп за пять пфеннигов, намазанных на пять булочек; они были очень тщательно измельчены и распределены. Это было одновременно наградой за прошедшую неделю и воодушевлением на грядущую.
Пока мы таким образом усердно работали дома, отец был так же занят вне дома, но, к сожалению, его работа была больше почетной, чем прибыльной.
Цель состояла в спасении короля Фридриха Августа и всего саксонского правительства от краха.
Раньше они просто думали ровно противоположное: короля следует свергнуть, а правительство изгнать из страны.
Этого они хотели почти во всей Саксонии, но в Хоэнштайне и Эрнсттале очень скоро от такого отказались – и по самым веским причинам: это было слишком опасно!
Самые громкие крики объединились и ворвались в пекарню.
Затем пришел Святой Ермандад («святое братство» – вооруженная организация по охране общественного порядка, полиция – прим. перевод.) и они затворились.
В течение нескольких дней они чувствовали себя великими и могущественными политическими жертвами и мучениками, только вот их жены не хотели иметь ничего общего с таким героизмом, они сопротивлялись изо всех сил. Они пришли все вместе, они ссорились, они ходили назад и вперед, они убеждали других женщин, они спорили, они прибегали к дипломатии, они угрожали, они просили. К ним присоединились спокойные, рассудительные мужчины.
Почтенный старый пастор Шмидт произнес примирительные речи.
Городской судья Лайриц тоже.
Полицейский Эберхард ходил от дома к дому и предупреждал об ужасных последствиях бунта.
Его поддерживал сержант Грабнер.
В сумерках возле больших церковных ворот мальчики рассказывали друг другу только о расстрелянных, повешенных, и особенно об эшафоте так, что всякий слышащий клал руку на шею и горло себе.
Вот как получилось, что настроение изменилось довольно радикально.
О свержении короля больше не было и речи. Напротив, он должен был остаться, потому что лучше него не было никого. Отныне его нужно было не свергать, а защищать.
Были проведены встречи, чтобы обсудить, как это лучше всего сделать, и, поскольку все говорили о борьбе, войне и победе, само собой разумеется, что мы, мальчики, должны были не только впадать в воинственные настроения, но и усердно работать над военным обмундированием и военными подвигами.