У Розы было обыкновение спать пару часов во второй половине дня. И однажды, когда она поднялась после очередной спячки, Денис Баранов, пришедший в тот день в увольнение, сказал по-английски: «О, анкл Роуз гет ап!». Он знал, что «анкл» означает «дядя», но в тот момент не мог вспомнить, как будет «тётя», и потому сказал именно так. Мне это сочетание понравилось, и я запустил прозвище «Анкл Роуз» в оборот. И оно стало частью истории.
В предыдущей части я почти ничего не рассказал об учёбе, об одногрупниках и сокурсниках. Поэтому сейчас немного вернусь назад. Впрочем, сильно назад возвращаться и не нужно, так как в первой половине сентября у нас были только лекции, без семинаров, и потому разделение на группы поначалу носило больше формальный характер. Лекции читались для всего потока, где людей было так много, что присмотреться внимательно к отдельным личностям представлялось делом непростым. Однако один из студентов выделялся в толпе сразу: под два метра ростом, с длинными волосами, весь в тёмной потёртой джинсе, с каким-то рюкзаком в чукотских узорах…. Колоритный персонаж. Когда пришло время семинаров, оказалось, что мы с этим персонажем в одной группе. И что зовут его Ильясов Арыстан. А вот на Рахимжанова Фархада даже с началом занятий в группе я обратил внимание не сразу – в отличие от Арыстана, этот добрый малый ничем таким эпатажным не выделялся.
Какого-то предчувствия, что именно с этими двумя согрупниками жизнь меня свяжет приятельскими, а затем и дружескими отношениями, у меня не было. Я вообще почему-то был уверен, что в институте друзей у меня не будет – не в силу каких-то принципов или комплексов, а просто думал именно так, и всё. И на протяжении всего первого курса так оно и было. С Арыстаном и Фархадом я общался так же, как и с другими согрупниками – только в пределах института.
Вообще, на потоке было немало интересных личностей, заслуживающих отдельного внимания. Однако если рассказать хотя бы о некоторых из них, то это растянется надолго и выйдет далеко за рамки главной линии повествования. Поэтому о каждом персонально говорить не буду. Но в целом о нашей группе сказать необходимо. Постепенно осваиваясь в новом коллективе, я заметил, что образуется достаточно дружелюбная и сплочённая атмосфера, где все равны, где нет обособленных подгрупп, ставящих себя выше других. Для меня это стало приятным открытием, потому что сознательно или подсознательно я проводил сравнения с классом, в котором учился в школе, и там всё обстояло несколько по-иному. В Жанатасе, по крайней мере в подростковой среде, невозможно было добиться уважения за счёт положительных качеств. Там уважали только тех, кого боялись – то есть тех, кто был сильнее, наглее, за кем стояла сила «толпы»…. Соответственно, на подобных правилах строились отношения практически во всех коллективах. Наш класс, хотя и являлся самым образцовым, был далёк от единства и сплочённости, в нём тоже чувствовалось расслоение. До откровенного беспредела и унижений не доходило, однако порой имели место случаи проявления неуважения через всякие мелкие подлянки, высмеивания, высокомерное отношение, и др. Оказавшись в Алма-Ате в институте, я инстинктивно, по устоявшимся за школьные годы рефлексам ожидал чего-то похожего и здесь. Но по ходу дела обнаружил, что люди-то вокруг другие! Ко мне, как и к каждому, относились с уважением и принимали как равного – я был поражён этим, казалось бы, простым фактом. Я оказался на новом, более высоком уровне отношений между людьми. И это стало ещё одним воодушевляющим моментом в моей новой жизни – как идеалист по натуре, я всегда мечтал о том, чтобы люди жили в мире и согласии. Понятно, что подобные мечты являются утопией. Но обстановку, которая имела место в нашей студенческой группе, можно смело считать приближенной к воплощению этого идеала в реальность.