Джен бросает байк, не выставляя подножку – Джа позаботится. И хорошо, что с торца дома тоже насажены деревья, есть где спрятаться. Джен сворачивает за угол, несется мимо низких балконов к меченому окну подвала.
Здесь.
Осторожно – ради незаметности, а не ради самосохранения – внутрь. Молчание. Стук капель конденсата с какой-то трубы в унисон сердцу. Джа говорил, она будет кричать. Вокруг тишина, значит, либо совсем опоздал, и ее, привязанную к хромоногому офисному креслу, уже душат, либо еще не порезали.
Вопль проходит иглой по артерии. Джен перескакивает наросты труб, летит по подвалу к кладовкам, выхватив из многоножен три сюрикена. Три – на случай подножки, преграды или попытки удрать. Ублюдку со скальпелем в руке хватает одного. По горлу.
Несколько секунд подонок стоит, зажав ладонями мокрую от крови шею, глядя пустыми глазами Джену в закрытое балаклавой лицо, наконец, делает шаг назад, оступается и валится на спину гулко, с хрустом попавшихся под тело старых досок.
Крик девчонки взлетает на визг и срывается в глухие рыдания. Кричит – значит, живая.
Успел.
– Отпустите… меня… пожалуйста… отпустите…
Угловатые подростковые плечи вздрагивают с каждым всхлипом. Спутанные длинные волосы крупными кудряшками как ширмой закрывают лицо. Она могла бы обернуться, но боится настолько, что не смеет поднять голову, может даже – открыть глаза.
– Погоди. Минуту, – неуклюже просит Джен. В таком состоянии жертвы непредсказуемы, а Джену нужно за собой прибрать прежде, чем в подвал ввалится полиция – кто-нибудь из соседей должен был слышать крики.
Звездочка срикошетила от стены напротив, что чуть более хреново, чем Джен рассчитывал. Пусти он ее с центра проема, почти под прямым углом, застряла б в бетоне, сейчас же – попробуй, просчитай траекторию.
Девчонка молчит и всхлипывает, ерзает по шаткому стулу. Джен отвлекается от раскопок в куче прогнивших коробок и разворачивается, не вставая с корточек. Ей в самом деле очень неудобно. Локти вывернуты, кресло опущено слишком низко, и ступни привязаны к ножке кресла так, что колени торчат вверх.
– Давай я тебе ноги развяжу.
– Спасибо, – выдавливает девчонка. Задыхается на последнем слоге, когда Джен касается голой лодыжки, перерезая веревки, и ее ужас пересекает ту незримую черту, за которой уже не думаешь о том, что будет, а на то, что есть, смотришь, как в экран телевизора, и все будто не с тобой, боль будто не твоя. – Вы меня убьете?