– Я никогда никого не убивала, – сказала я. Вслух это прозвучало менее обнадеживающе, чем в моей голове, потому я добавила: – И никого серьезно не покалечила. По крайней мере, не навсегда. Полагаю, все они уже оправились.
Маргарита подняла глаза, и на какое-то ужасное мгновение я решила, что она действительно попытается заговорить со мной. К такому я не была готова. К моему облегчению, в этот момент появился священник; раздались звуки бодрых шагов по камню, и мы повернули головы, чтобы увидеть его величественную фигуру, вышагивающую по центру прохода. Я успела заметить надменно струящуюся черную рясу и вспышку золотых волос, прежде чем он исчез в вихре ткани в оценочном зале.
Как только дверь закрылась, благочестивая тишина, охватившая монастырь, растворилась в хихиканье.
– Девочки, – спокойно промолвила сестра Люсинда, однако приглушенный шум продолжился, даже когда в комнату позвали первую послушницу.
Хихиканье резко прекратилось, когда спустя минуту или две девушка вышла оттуда, побелевшая, с лицом, выражавшим недоумение. Сестре Люсинде пришлось взять ее за плечи и направить в сторону трапезной, где на полу были разложены соломенные тюфяки для приезжих послушниц. Спотыкаясь, девушка уткнулась лицом в ладони и расплакалась.
Все широко распахнутыми глазами смотрели, как она уходит. Маргарита наклонилась к Франсин, сидевшей на скамейке напротив нас.
– Тебе не кажется, что все прошло слишком быстро?
Все действительно случилось стремительно. Этого времени не было достаточно, чтобы успеть ответить даже на несколько беглых вопросов, а уж тем более пройти аттестацию. Словно священник оценил ее способности с первого взгляда. Скрытые ото всех, мои руки сжались в кулаки.
Пока быстро пустели скамейки, в монастырь прокрался рассвет. Его розовое сияние струилось по каменным стенам двора, вспыхивало в окнах и било мне по глазам. К тому времени, когда свет разлился по утрамбованной траве, где мы отрабатывали позиции, нас осталось меньше четверти. Последние послушницы выходили одна за другой, пока не остались лишь мы с Маргаритой. Когда сестра Люсинда назвала ее имя, я попыталась придумать что-нибудь ободряющее, но и в лучшие времена у меня это выходило из рук вон плохо. Я все еще пыталась подобрать слова, когда через несколько секунд дверь распахнулась, и она пронеслась мимо меня, стоящей в ожидании; ее пунцового цвета лицо было залито слезами.