– Последовала изумленная пауза. – У тебя вообще нет никакой подготовки, не так ли?
– Замолкни. – Говорить было больно, горло саднило от крика.
Я опустила меч и склонилась, чтобы подобрать кинжал.
– Сомневаюсь, что ты вообще знаешь, как вернуть меня обратно в реликвию, – продолжил он недоверчиво. – Ты хоть понимаешь, в какой опасности находишься, человечишко? Это лишь вопрос времени, когда я овладею твоим телом и отправлю его в долгий, веселый…
Его голос оборвался шипением. Я снова шлепнула кинжалом по руке, и на коже расцвел еще один багровый след. В наступившей тишине я ощутила во рту медный привкус. Когда провела пальцами по губам, на них осталась свежая кровь. Должно быть, прикусила язык во время конвульсий.
Кровь выглядела неестественно алой, почти пульсирующей в неверном свете свечей. Она была не только моей, по большей части принадлежала сестре Жюльенне. Как только возникла эта мысль, перед глазами все поплыло, а ноги подкосились.
Слабость была недопустима. Делая размеренные вдохи через нос, я убрала кинжал в ножны и спрятала реликварий под мышкой, убедившись, что он плотно закрыт, перед тем как ступить на лестницу. Хотя Восставший отступил, я все еще ощущала, как он оценивает меня, кружа вокруг, словно лиса у курятника. Стоит мне ослабить бдительность, как он попытается овладеть мной снова.
Он думал, что у него был шанс.
– Что случится с тобой, если меня убьют, Восставший?
– Ничего, – ответил он чересчур поспешно.
– Ты вернешься в реликвию, – догадалась я. – Если это случится, ты будешь беспомощен, и духи, напавшие на нас, тебя уничтожат. Чтобы защитить себя, ты должен сохранить мне жизнь. Поэтому и помог мне.
– Не твоего ума дело, никчемная монашка, – огрызнулся он.
– Очень даже моего, потому что ты продолжишь помогать мне, – мрачно заявила я. – У тебя нет выбора.
На полпути наверх я снова услышала молитвы, приглушенные слоями камня. Еще несколько шагов, и сверху раздался крик и треск дерева. Остальную часть лестницы я преодолела бегом. В часовне меня встретила картина полного смятения: послушницы рыдали, а сестра Айрис отрывисто отдавала приказы монахиням. Она стояла, охраняя матушку Кэтрин, преклонившую колени у алтаря и погруженную в молитву. Двери все еще держались, но уже с трудом; когда я взглянула на створку, в дереве появилась новая трещина, пробитая клинком.