– Из салона Элеоноры, – ответила она.
– Серьезно? Черт,– прошептал он, осознавая, что оно не из дешевых.
Роман на ее глазах начал тянуть ткань в стороны обеими руками. Послышался треск. Девушка закрыла глаза, понимая, что платье беспощадно рвется. Роман не прилагал усилий: ткань легко поддалась, словно это был лист бумаги. Дорогой лист бумаги. Разорвав платье, он бросил его к ее ногам. Вика тихо плакала.
– Теперь, ты можешь сжечь все это, – холодно процедил мужчина, делая шаг назад. – А после, займись своими прямыми обязанностями.
Вика вышла из его комнаты и поспешила спрятаться в своей. Она закрылась в ванной и включила воду в кране, чтобы не услышали ее слез. Платье было испорчено. А она унижена и втоптана в грязь тем, кто являлся не только сыном Влада Волкова, но и ее работодателем. Его безмерная жестокость пугала.
Роман выходит в гостиную и направляется к входной двери. А открыв ее, натыкается на гостью.
– Добрый день, – произносит Натали.
– Добрый, – насторожено отвечает Роман, видя перед собой удостоверение сотрудника следственного комитета в развернутом виде. – Я вас знаю.
– Это радует. Я к вам по делу, – сообщает ему Натали, переступая порог дома.
Она никогда не видела Волкова так близко. Роман закрыл дверь и последовал за ней.
– Что вас привело?
– Для начала, предложите мне присесть, так как разговор будет серьезным.
Роман указал на диван в гостиной и прошел к столику, где стояли бутылки с алкоголем. Налив в стакан виски, развернулся к девушке. Сделал глоток.
«А он неплохо держится», – подумала Нат, рассматривая мужчину. Его лицо и тело были расслаблены. Спокойные движения рук. Ничто не говорит о том, что он взволнован из-за присутствия следователя. Будто ему это не впервой. Некоторые ломаются сразу, как только видят сотрудника полиции. А этот…
– Виски? – предложил мужчина.
– Я на работе. Предпочитаю крепкий черный кофе.
Вика приняла душ и надела форму. В ней она действительно выглядит серой мышью в белом фартуке. Кулон вернула в шкатулку Лики. А то, что осталось от платья, аккуратно положила на полку шкафа, надеясь, что его все же можно исправить. Посмотрев на свое отражение в зеркале, вспомнила ночь. Она отчетливо ощутила на языке вкус крови. Дождь казался теплым тогда. Тот отрезок времени в замедленном действии, словно происходил не с ней. Но она была там и этого не изменить. Она помнит первое ощущение от увиденного – и это страх.