Папа, мой сообщник, изготовивший паспорта, вел себя также крайне непедагогично: интересовался моими садиковскими авантюрами с нескрываемой живостью, уточнял подробности и, случалось даже, смеялся громко и непозволительно весело. Просил только, впредь, все-таки не покидать территорию, ограниченную зеленым забором и сильно не расстраиваться.
На встречу с неизбежным оставалось отправиться маме. Будучи человеком воспитанным, а значит терпеливо-вежливым и уважающим общественный порядок, она соглашалась, однако, крайне тяготилась пространностью и избыточной эмоциональностью речей воспитательниц. Ибо речи были отрывисты, лингвистически не стройны и подкреплены двумя фундаментальными аргументами – “А если, они все так делать будут?” и “Их двадцать, а нас двое”.
Мама с трудом сдерживала желание доказательно обосновать провалы в системе дошкольной педагогики, но примерно на десятой минуте монолога обычно сдавалась. Она кивала головой, соглашаясь с любыми определениями вопиющего безобразия, свершенного ее дочерью, только бы побыстрее покинуть территорию сего карательно-образовательного учреждения.
Необходимой, завершающей кульминацией обвинительной речи воспитательницы должно было быть обещание родителя сделать выводы и всенепременно наказать виновницу. Виновница, то есть я, стояла рядом, для достижения максимального педагогического эффекта и, опустив голову, ковыряла землю носком оранжевых кожаных сандалий, размышляя о том, какие-такие выводы должна была сделать. Возможно, в следующий раз надо получше продумать время операции, учесть состав группы и ширину прутьев зеленого забора…
Наказанием, сопровождавшим меня по дороге домой, был, по обыкновению, глубокий мамин вздох и настоятельная просьба не подвергать ее более никогда такой потери времени, а особенно подобным речевым экзекуциям.
Что такое экзекуция, я понимала не до конца и, в первый раз, за разъяснениями пришлось отправиться к дедушке. Будучи человеком, наделенным хорошим художественным вкусом, классическим образованием и альбомом с репродукциями Гойи, он не нашел ничего образнее, как показать мне сцену расстрела мирных граждан.
Душераздирающее действо я запомнила в пугающих деталях, маму стало жалко, нелегальные тренировки на детских массах пришлось прекратить.
Однако, уже к девяти годам, из организованных мини Миклухо-Маклаем массовых правонарушений, семейная история все-таки зафиксировала уже достаточно объемный список.