Я лежу на матраце, и мне не очень удобно. Я имею в виду физически. Недавно мне сделали операцию, и, вероятно, швы еще как следует не зажили.
– Мы говорим о вашей работе, Боб, – прервал мои мрачные мысли Зигфрид фон Психоаналитик. Скучная тема, но вполне безопасная для моих уставших мозгов.
– Мне ненавистна была моя работа, – лениво ответил я. – Да я и не встречал такого человека, которому нравилось бы горбатиться в пищевых шахтах.
– Но вы продолжали работать, Боб. Вы же не пытались перейти куда-то еще. А вполне могли бы трудиться, например, на морских фермах. Кстати, вы не окончили школу.
– Хочешь сказать, что я застрял в черной дыре?
– Я ничего не хочу сказать, Боб. Я спрашиваю, что вы об этом думаете? – продолжал меня пытать Зигфрид.
– Ну, наверно, ты прав. Я думал о переменах. Много думал, – говорю я, вспоминая, как это было в самом начале с Сильвией. Я помню, как мы с ней сидели январским вечером в кокпите планера – нам просто некуда больше было деться – и говорили о будущем. Что мы будем делать. Как победим обстоятельства. Но, насколько я могу судить, в этом нет ничего интересного для Зигфрида. Я уже все рассказал Зигфриду о Сильвии, которая в конечном счете вышла замуж за акционера. Правда, мы расстались задолго до этого. – Вероятно, – задумчиво произношу я, пытаясь получить от сеанса хоть какую-нибудь пользу за свои деньги, – у меня что-то вроде стремления к смерти.
– Я бы предпочел, чтобы вы не использовали психоаналитические термины, Боб.
– Ну, ты понимаешь, что я имею в виду. Я знал, что время проходит стремительно и безвозвратно. И чем дольше я остаюсь в шахтах, тем труднее оттуда выбраться. Но все остальное выглядело не лучше. Хотя и в этой фатальной беспроглядности были свои светлые моменты. Моя девушка Сильвия, например. Моя мать, пока она была жива. Было даже иногда забавно, и я чувствовал себя почти счастливым. Помню полеты на планерах над холмами. Прекрасно, с высоты даже Вайоминг выглядит не так уж плохо, а запах нефти почти не чувствуется.