– Ты готов умереть, ради страсти ко мне? – спросила она, пристально всматриваясь в глаза своего поклонника, пытаясь найти в них страх перед смертью.
– Да! Только не ради страсти, а любви к тебе! – решительно заявил он и снова уже сам прильнул к её устам, забываясь в пленительных объятиях смерти.
Мара, поражённая таким безумством бога, отстранилась от его губ и произнесла впервые в жизни:
– Я люблю тебя.
Перун подхватил отдавшуюся ему богиню на руки и положил на ложе.
Как и тогда, Громовержец стоял сейчас у ложа и одновременно с оцепенением боролся с желанием наброситься на эту будоражащую привлекательностью плоть прекрасной дочери Тьмы. Не в силах контролировать себя, с легкой дрожью в могучем теле он стал нежно, но всё же иногда с порывами безудержной страсти, целовать прекрасное тело Мары. В ответ богиня тяжело задышала, тихо постанывая, словно теперь из неё выпивали жизнь. Она обняла его руками за шею и, обвив ногами, прижалась к телу своего безумного от любви бога, которого сама же безрассудным и сделала.
– Наша любовь нас погубит! – прошептала она, проваливаясь в забытье от наслаждения.
– Пусть! – ответил Перун, осыпая её поцелуями.
Накрыв обнаженные тела чёрными крыльями, любовники слились, предаваясь неге. В ней оба находили мгновения, наполняющие их жизни беззаботным счастьем. Счастьем ощутить, что есть кто-то, кому ты небезразличен. Кто, рискуя всем, даже своей бессмертной жизнью, готов отдать себя всего без остатка. И они отдавались друг другу, исчезая в коротком миге соития, пытаясь в нём обрести вечность. В мгновения экстаза дворец богини смерти сотрясался от стонов своей хозяйки, сопровождающихся раскатами грома, словно над покоями Мары повисла грозовая туча.