– В чем разбираюсь? В похоронах? А, да, точно! Я же друга похоронил на третьем курсе, когда ты по клубам шлялся и нюхал кокаин.
– Так, Андрюха, послушайте меня…
– Нет, это ты меня послушай! Я всего в этой жизни добился сам: моя семья, мой бизнес, мои связи- все это моих рук дело. Ты всю жизнь сидел то у родителей на шее, то у меня. И знаешь что, дорогой мой братец, ты меня, честно говоря, уже прилично задолбал. Я устал чувствовать себя в роли старшего брата, который постоянно вытаскивает мелкого засранца из очередного дерьма. Ты уже взрослый мальчик и должен сам решать свои проблемы, а не я должен водить тебя за ручку и показывать, как писать стоя. Последний раз скажу, что тебе нужно сделать, а дальше как хочешь. Выстави свою колымагу на сайте, уверен покупатель найдётся быстро, извинись перед работниками и рассчитайся с долгами. Договорились?
– Андрюха, блин! – Значит договорились. – он повесил трубку.
Пять минут Андрей Владимирович просто сидел и смотрел в окно на самый красивый город в мире. Панорамные окна на самом верхнем этаже всегда были его голубой мечтой. Всё потому, что их семья всю жизнь прожила в квартире на первом этаже, откуда окна выходил прямо во двор на огромный куст. Каждый год он ждал зиму, когда этот самый куст сбросит листву и будет видно хоть что-то помимо него, птиц и случайных прохожих, которые любили по пьяни справить малую нужду прямо под окнами их квартиры. Правда мама с папой ругали его всякий раз, когда он раскрывал шторы, дескать мало ли кто заглянет к ним в окно и напугает Костечку. Он любил брата, но категорически был против той гиппер-заботы, которой его окружили родители. В студенческие годы он боялся, что брат закончит так же как и его лучший друг, ведь оба они были очень добрыми и в какой-то степени слабыми. Тепличное воспитание не закалило их характер, и любая трудность воспринималась как поход на войну. Когда они выросли и закончили университет, родители попали в автокатастрофу. Андрей Владимирович взял все на себя все хлопоты по их погребению и совершенно не ждал помощи от брата, который в первый же день их смерти осушил литровую бутылку водки. Андрей Владимирович не выпил ни капли даже в день поминок. Он считал слабость непозволительной роскошью, которую могут позволить себе только люди по типу его брата. Он же должен быть сильным и стойким, дабы не обратить их память. Но сейчас, по истечении 17 лет со дня катастрофы, он будто бы решил шикануть и позволить себе то, чего никогда не позволял раньше. И это ему понравилось.