– Она теряет сознание, – крикнул мой мучитель, оборачиваясь на спешащего следом Амирова. Тот шел, грузно переваливаясь, не сводя взгляда с моих свисающих ног в красных колготках.
– Клади назад и поехали, – приказал Генрих Эдельбертович, – Вызови врача домой.
Это было последнее, что я услышала, когда закрыла глаза и провалилась в спасительную темноту. Где-то в ней, далеко-далеко, мой папа тихо шептал мне ушко, что я сильная у него, что я справлюсь. Он говорил, что любит меня и всегда будет рядом, стараясь защитить. А я просилась к нему, звала, но папа отдалялся и уходил, качая головой, что мне еще рано.
Массивное зеркало в тяжелой позолоченной раме беспристрастно отражало бледную печальную девушку. Это была я.
Свадебное платье, которое весило больше меня самой, неприятно тянуло вниз. От него при ходьбе подгибались колени, а через пару минут начинала ныть поясница. Дорогой плотный шелк был весь усеян сверкающими кристаллами и драгоценными камнями. Из них состояла и моя диадема, возвышающаяся над головой на добрых пятнадцать сантиметров. Уши оттягивали огромные серьги с бриллиантами, на двух пальцах крепко сидели массивные перстни с теми же камнями, а шею украшало тяжелое колье.
Просто мечта цыганского барона, а не невеста шестидесятипятилетнего старика. В таком возрасте скромнее надо быть, думать уже о вечном, а не о юном теле отбрыкивающейся девушки.
Глаза защипало, снова слезы. Мои постоянные спутники за прошедший месяц.
Генрих Эдельбертович оказался своеобразным человеком. Большую часть жизни крутился в криминальных кругах, зарабатывал вес и авторитет. Не раз сидел в тюрьме, что сыграло ему на руку в его «карьере». Последние лет пять тихо отходил на пенсию, гребя под себя деньги и чужие бизнесы. Чтобы хватило на безбедную старость ему и его внукам. Последних еще не было, но с моей помощью он планировал ими обзавестись. А мне следовало подарить ему сына или дочь в ближайшее время.
Этой свадьбой он ставил жирный крест на своей карьере в криминальных структурах. Из уважения к возрасту и за былые заслуги сход всей воровской братии дал ему спокойно уйти и «пожить для себя».
Когда он привез меня в свой загородный дворец, я все еще была без сознания, плавая в темноте и не ведая, что происходит. Его люди отнесли меня в комнаты, горничные раздели и умыли, приводя в порядок волосы и лицо.