Допрос прекращается, и он удовлетворённо кивает. Спускает меня с колен, начинает собирать наши вещи, до сих пор в беспорядке раскиданные по купе. Немного смущаясь, присоединяюсь к нему. Несколько десятков секунд, и он уже полностью одет.
Угу… Флэш, мать его!
И теперь, удобно прислонившись к двери, он довольно глазеет на меня, только начинающую натягивать трусики.
– Све-е-ет, кем ты работаешь? – вопрос звучит как-то двусмысленно, учитывая, в каком я сейчас виде. Начинаю судорожно соображать, кем лучше представиться.
– Психологом.
– С кем ты работаешь? – брови Павла достигают своей верхней предельной точки.
– С детьми, – почему-то щёки заливает румянец, как будто своими резко взлетевшими бровями он ставит отметку о профнепригодности в моё личное дело.
– Кто-то из детишек выболтал тебе страшные семейные секреты и родители этим очень недовольны?
Чёрт, Пашка, кто ты такой?! Я, как тот Штрилиц, ещё никогда не была так близка к провалу. От него меня спасает только то, что я стою спиной к этому блестящему аналитику, дрожащими руками пытаясь застегнуть лифчик.
В следующее мгновение его ладони накрывают мои и помогают справиться с застежкой, после чего он прижимает меня спиной к себе, а его руки по-хозяйски оглаживают грудь, уже плотно упакованную в чашечки. На несколько мгновений они замирают, согревая её своим теплом.
Блузку я надеваю сама, а вот пуговками мы занимаемся вместе.
– Рассказывай, Света. Моё терпение уже на исходе. И мне очень не хочется, чтобы ты стала свидетелем того, что произойдёт дальше, – звучит достаточно грубо.
Хм… Самонадеянный болван. Последнее время мне так часто угрожали, что кроме отвращения такие действия ничего больше не вызывают.
Это слишком явно отражается на моём лице, и Павел, понимая свой просчёт, сразу же меняет тактику.
Я опять оказываюсь в его объятьях, мне достаётся жаркий поцелуй.
– Я просто хочу помочь, у меня достаточно сил и возможностей, – очень убедительно говорит он.
Да-да, то же самое говорил и Дэн, пока из-за моей слабости его жизнь не превратили в кошмар. И только по чистой случайности он всё ещё жив. Но Дэн – это большая часть моей жизни, он всё-таки осознанно шёл на риск, и я очень надеюсь, что сейчас он не проклинает меня из-за того, что я втянула его во всё это. На его месте я бы наверняка проклинала. Паш, за эти несколько часов ты стал мне слишком дорог, чтобы поступить с тобой подобным образом. Прости.