Но по весне к кордону на бидарке, открытой двухколесной повозке, запряженной одной лошадью, подъехал Арсентич, лесник с соседнего участка, крупный мужчина с крупной же круглой головой и длинными светлыми усами, который жил с семьей километрах в десяти-двенадцати, на другом кордоне. Визит был явно оговорен заранее, потому что гость даже не спешился. Просто передал бабушке какой-то мешок и, приветливо помахав Егорке, поехал по своим делам.
А бабушка бережно занесла поклажу в дом и, заговорщически улыбаясь, сказала:
– Ну-ка, внучок, гляди, что я тебе сейчас покажу!
И вытряхнула из мешка розового испуганного поросенка.
– Хотела больше не брать, но такие уж славненькие у Арсентича уродились – не удержалась.
– Бабушка, ну ты же обещала! Только что так намучились, пока тех сдали.
У Егорки были свежи воспоминания, как они ездили к заготовителям, как те кочевряжились и не хотели ехать в лес, торговались до какого-то полного бесценка, как потом приехали в дымину пьяные и грубо, за хвост, вытаскивали из загона розовых ухоженных свиней, вязали их, безумно визжащих и обделавшихся от страха, а затем, раскачивая, забрасывали в кузов грузовика.
– А мы его не будем сдавать! Мы для себя, – сказала бабушка. – К следующей зиме колбаски домашней сделаем, ты же любишь, а еще – божок – помнишь, какая вкуснятина?
Божком в этих краях называли блюдо наподобие домашней колбасы в оболочке из тщательно очищенного свиного желудка. Штука действительно очень вкусная. Туда от души клался чеснок, лавровый лист и перец, аромат которых растворялся в жировых прослойках, пропитывая всю массу. Елся божок холодным. В итальянской кухне такое блюдо именуется сальтисон, в немецкой по похожему рецепту готовится зельц, но с немецкой экономностью уже не из мяса, а из субпродуктов. Историки утверждают, что в России блюдо прижилось с Отечественной войны 1812 года, перенятое казаками от пленных итальянских солдат Наполеона.
Светленький симпатичный поросенок со смышленой мордочкой, конечно, и предположить не мог, в какое количество рецептов мировой кухни он занесен. Испуганно пятясь в угол, он посматривал на чужих людей из-под белых ресниц и тянул воздух розовым пятачком. «Хорошо, хоть не понимает, о чем говорят, – подумал Егорка. – А то ведь, наверное, не очень приятно, когда тебя любят за вкус твоего мяса».