– Вы так хороши! Ах, как вы хороши! Жаль, что вы не говорите по-испански, я не могу на этом языке объяснить, насколько вы хороши! Ещё жальче, что вы завтра улетаете… И совсем уже жаль, что мы так и не узнали друг друга!.. – закончил Звездочёт с намёком.
– Зато какие красивые цветы вы мне дарили всё это время! Поверьте мне, завтра я буду самой красивой пассажиркой на весь аэропорт! Всё благодаря вашим цветам! – и Мать озорно стрельнула глазами.
– Цветы здесь совершенно ни при чём! – с удовольствием подбил Звездочёт и, как почти все ловеласы в возрасте, переключился вдруг на совершенно другую задачу, как будто страсть, о которой он говорил только что, было чем-то обыденным и ежедневным в его жизни. Вот как этот закат.
– Амиго! – замахал он мне тощей рукой, и я подошёл. – У меня там в пикапе вино для уважаемых гостей. Пойдём разгрузим!
Мы свернули за низкую заштукатуренную в розовое стену, к которой по стародавней привычке были прислонены собранные шезлонги и которая отгораживала нашу террасу от соседней, и спустились по крутой и узкой каменной лестнице метра на два вниз по косогору к припаркованному прямо на узкий тротуар автомобилю. Коробки с вином стояли в открытом кузове грузовичка.
– Как там дела? – спросил я. – Как Донни?
– Донни сидит в своём кафе и слушает новости, – ответил Звездочёт и поднял коробку. – В Европе какой-то карантин… Это китайская зараза, вроде гриппа… Донни говорит, что в кафе почти никто не заходит. Новые то есть…
Мы несколько раз сгоняли от пансионата к машине и обратно, отчего Звездочёт стал злым, а я запыхался. Каждый раз, проходя через террасу, я чувствовал неодобрительный взгляд Дорси. Внезапно наступила ночь. Я включил надворный фонарь и принялся при его свете прибирать то, что оставили после себя туристы: унес несколько подносов посуды, подмёл, выстроил вдоль стены шезлонги. В звенящей ночной тишине, сквозь посвист сверчков было слышно, как Звездочёт хлопнул дверью, взвыл мотором и уехал домой.
Теперь, пока все спят, я расскажу вам про пансионат. Это оштукатуренный и выкрашенный в розовое дом в три этажа с плоской крышей. Стоит он на косогоре, тыльной стороной врезавшись в гору. Первый этаж получается полуцокольным. На этом этаже со стороны входной двери есть несколько окон – и по одному в двух боковых сторонах ближе к выходу. Остальные стены глухие. На первом этаже у нас кухня и склад, хотя мы стараемся не готовить. Мы или отправляем туристов обедать к Донни, или кормим их привезённой от Донни едой. Здесь же находится громадный обеденный зал с плазменной панелью под потолком. Это то ли зал, то ли холл… – чтобы зайти в здание, приходится через него пройти. Перед входом отстроена терраса, на которой тоже иногда обедают. Мы не ограничиваем гостей, хотят – пусть едят на жаре. Именно на этой террасе пару часов назад Звездочёт преподнёс свой букет Матери. Туристы предпочитают именно её, потому что здесь растут кипарисы и есть тень. Четверть третьего этажа также занимает терраса или, если угодно, большой балкон. Здесь гости, бывает, сидят ночью, если кому-то не спится. Мы поставили на этом балконе три кресла-качалки и два громадных тканевых зонтика с надписью «Coca-Cola». В принципе, можно выходить еще и на крышу, только здесь решительно негде спрятаться от испепеляющего зноя (внизу есть кипарисы, на средней террасе – стена третьего этажа), гости сюда практически не входят. Вернее, они обязательно выходят на эту террасу сразу же по приезду. Один раз. Им хватает… Кстати, сейчас по крыше ходит Мать Своего Ребёнка и разговаривает с ним – со своим ребёнком. Она делает это так, как другие занимаются любовью, сотовый телефон прижимает к нежно склоненной щеке, над телефоном свисает крашенная каштановая прядь. Говорит негромко, чтобы никто не подслушал, хотя кто поймёт этот клекочущий русский язык?