– Я сказала проверить! – голос Эльзы сорвался на бешеный неуравновешенный крик.
– Да, миледи! – патрульный поклонился.
Тем временем Фердинанд продолжал ждать свою смерть, с удивлением осознавая, что она не очень-то торопится. Немыслимо, но подарок Караэля действительно оказался таким расчудесным, каким его описывал ангел. Броня выдержала. Она защитила Фердинанда и уберегла его от верной гибели. Да, Фердинанд выжил, отделавшись лишь сильными ушибами и не менее сильным испугом. Когда лейтенант твёрдо поверил в то, что смерть его сегодня не возьмёт, он из последних сил бросился к мрачной и пугающей расщелине, крепко сжимая в руке свой верный «отпеватель».
– Что? Огонь! Огонь! – в бешенстве кричала жрица, наблюдая, как её недобитый враг вновь ускользает.
Патрульные поливали вершину завала огнём, но было уже поздно. Фердинанд ушёл.
Подгоняемый страхом, он полз уже несколько часов, совершенно не замечая усталости. Полз как обезумевший, извиваясь всем своим телом и отталкиваясь руками от бетонных обломков, что сформировали стены этого жуткого лаза. Нора была сложно устроена и часто заканчивалась тупиками или заужалась столь сильно, что казалась совершенно непроходимой. Но каждый раз, Фердинанду удавалось найти другую расщелину, что выводила его к новой норе. Видимость была нулевая. В это поганое место не проникало ни малейшего лучика света, отчего вокруг царил непроглядный мрак и пугающая тьма. Единственное, что хоть как-то озаряло путь, это слабое сияние, исходившее от новой брони. Но этого совершенно не хватало. Воздуха с каждым часом становилось всё меньше. Фердинанд тяжело и часто дышал. Ему казалось, что лаз, по которому он ползёт, становится всё уже и уже. Он чувствовал, как его броня со скрежетом задевает бетонные обломки, а его винтовка то и дело упирается в очередную неровность. С каждым метром становилось всё тяжелее и тяжелее. Колени затекли, так же, как и локти. Все мышцы гудели. Хотелось размяться, но едва ли это было возможно в столь узком и тесном пространстве.
Даже самый крепкий и устойчивый человек испытал бы здесь чувство, которое осталось бы с ним навсегда. Чувство, что станет его самым навязчивым страхом. Клаустрофобия, приобретённая здесь, останется с Фердинандом до конца его дней.