Седой мужчина отнесся к появлению Гудвера спокойно и даже как-то обыденно. После нескольких секунд визуального контакта Отец Герман, казалось, знал о нем все. Однако в его взгляде сквозь любопытство проглядывало смутное недоверие, заставляя Сита чувствовать себя подопытной крысой, которую вот-вот усыпят и начнут полосовать, изучая дрожащие внутренности.
Отец Герман, манипулируя кнопками на пульте управления коляской, объехал вокруг стола и, выдвинув тяжелый ящик, достал бутылку и два стеклянных бокала. Налив темно-коричневой жидкости в оба бокала, он взял один из них и сказал.
– Подойди, возьми.
Голос старца был хрипловатый, гудящий, пронизывающий до костей и явно принадлежал человеку, знавшему цену словам.
– Спасибо, – Сит не знал что делать: остаться у стола или вернуться на диван.
– Расслабься, будь как дома! Я слышал, ты знаком с парнем по имени Штефан?
Сит не стал садиться и находился почти рядом с собеседником.
– Мы жили с ним по соседству.
– Что он тебе наговорил обо мне?
– Он сказал, что Вы – человек, которому не все равно, что происходит.
Отец Герман вдруг осклабился, отчего Гудверу сделалось зябко.
– Неплохо. А зачем ты сюда пришел?
Сит опешил, и совсем не оттого, что не ожидал такого вопроса, а скорее, потому, что ответить на него решительным образом ничего не смог бы, даже под пыткой. Глупость его положения предстала во всей своей красе. Отец Герман внимательно наблюдал за ним, развалившись в коляске и прищурив один глаз.
– Я подумал, что у Штефана должны быть друзья. Он говорил мне только про Вас. Кто-то должен был узнать о его смерти. Разве нет?
Мужчина, сидящий перед ним, преобразился. Он как-то виновато скользнул по нему взглядом и налил себе из бутылки еще порцию алкоголя. Затем, словно, отогнав внутренние сомнения, достал странное шипящее переговорное устройство и вызвал помощников.
– Иди с ними, раз уж ввязался в эту игру. Тебе ничего не угрожает, если ты не лжешь, – старец устало посмотрел ему вслед и махнул рукой.
Сит оказался в маленькой комнатке, посреди которой стояло жутковатое кресло, совершенно не понимая, что он здесь делает. Только по виду сопровождавших его парней стало ясно, что ввязался он действительно во что-то непонятное, и пути назад, похоже, не было.
Произошло то, чего он больше всего надеялся избежать. Его усадили на этот дьявольский трон и привязали руки и ноги широкими толстыми ремнями, разорвать которые он бы не смог ни при каких обстоятельствах. Спина стала липкой, дыхание участилось.