Насте даже стало совестно за это брошенное сгоряча обвинение. Она покорно села и, опустив плечи, молчала.
– Неужели этот пацан настолько для тебя важен, что ты можешь так оскорблять своего отца? – сипло спросил Ливанов, устрашающе возвышаясь над испуганной дочерью. Настя молчала, съёжившись. Она понимала, что её монолог на этом закончился. – Какой бы я ни был, но я твой отец и требую к себе уважения. И не тебе судить меня! – продолжил он, стараясь сдерживать огонь, который так и кипел у него внутри. Получалось, надо сказать, плохо. – Говорю тебе прямо и открыто: я ни за что не позволю тебе встречаться с Хигиром, и, что бы ты ни делала, это невозможно!
Настя заплакала, тихо глотая слёзы, и спросила: «Почему? Ты ведь даже не знаешь, как давно и как сильно я его люблю. Я постоянно о нём думаю, это важная часть моей жизни. Он каждый день в моих мыслях».
Антон Николаевич действительно не знал, даже не подозревал. Немного сконфузившись, он не показал своего секундного замешательства, но внутренне согласился с её словами, понимая, что уделял недостаточно внимания дочери. Однако остановиться уже не мог и продолжал возмущаться.
– Он принесёт тебе только несчастье, потому что не любит тебя. И запомни, я в этом не виноват. Забудь про своего Хигира, вы никогда не будете вместе! Пора тебе это уже понять! – орал он.
До этого момента Ливанов никогда не позволял себе так разговаривать с дочерью – боялся, что она будет ещё сильнее его презирать, но пути назад уже не было.
Он хлопнул дверью и вышел из комнаты, не желая продолжать неприятный разговор. Настя осталась наедине со своими мыслями. Слёзы высохли, плакать больше не хотелось. Она сидела неподвижно в одной позе и, уставившись на край кровати, размышляла над случившимся. Чувство ненависти к отцу, которое она испытывала буквально пять минут тому назад, незаметно переродилось в чувство вины и невольного согласия с ним, злости больше не было. Решительные действия Ливанова усмирили её пыл, и обида совсем рассеялась. Теперь перед ней возникла другая проблема: как переступить через себя и помириться с отцом? Настя слишком долго чувствовала своё преимущество, чтобы просто попросить прощения. Сейчас попытка извиниться казалась ей унижением.
За окном вдруг послышался шум заводящегося мотора, полоски света скользнули по стенам и потолку, и автомобиль скрылся за воротами.