Общественный резонанс книги Салтыкова-Щедрина был настолько велик, поднятые ею вопросы так злободневны, что она очень скоро выдвинулась на аванпост классовой борьбы в литературе пятидесятых годов.
Чернышевский опубликовал в «Современнике» в 1857 году одну за другой две большие статьи (свою и Добролюбова) с высокой положительной оценкой книги. Он полемически заострил свой разбор «Губернских очерков» против их либеральной интерпретации. Критик демократ видел в очерках не поход против взяточников, против отдельных пороков государственной системы, а сатирическое разоблачение негодных основ самодержавно крепостнического строя. В Салтыкове-Щедрине Чернышевский узнал своего сильного идейного союзника.
С появлением щедринской сатиры демократическая критика впервые отметила «ограниченность» гоголевского реализма, в котором до сих пор видела наиболее полное, никем не превзойденное выражение «отрицательного», «сатирического» направления в отечественной литературе. Автору «Ревизора» и «Мертвых душ» недоставало, утверждал Чернышевский, объяснения жизни «Его поражало безобразие фактов, и он выражал свое негодование против них; о том, из каких источников возникают эти факты, какая связь находится между тою отраслью жизни, в которой встречаются эти факты, и другими отраслями умственной, нравственной, гражданской, государственной жизни, он не размышлял много». Совсем иное у Салтыкова-Щедрина. «Прочтите, – писал Чернышевский, – его рассказы „Неумелые“ и „Озорные“, и вы убедитесь, что он очень хорошо понимает, откуда возникает взяточничество, какими фактами оно поддерживается, какими фактами оно могло бы быть истреблено. У Гоголя вы не найдете ничего подобного мыслям, проникающим эти рассказы». Писательский «приговор» у автора «Губернских очерков» приобретет всю силу демократической непримиримости к существующему режиму. «Ни у кого из предшествовавших Щедрину писателей, – заявлял Чернышевский, – картины нашего быта не рисовались красками, более мрачными. Никто (если употреблять громкие выражения) не карал наших общественных пороков словом более горьким, не выставлял перед нами наших общественных язв с большею беспощадностию» [Н. Г. Чернышевский, Полн. собр. соч. в пятнадцати томах, т. IV, М. 1948, стр. 632, 633, 266—267] Пафос негодования Салтыкова-Щедрина, беспощадность его обличений, его отрицания есть, как объяснял критик, прямое следствие передового мировоззрения писателя. Замечательно, что Добролюбов, развивая и дополняя принципиальные суждения Чернышевского, особо останавливается на крестьянском демократизме, так отличающем нового сатирика от Гоголя. «Гоголь, – пишет Добролюбов в статье „О степени участия народности в развитии русской литературы“, – в лучших своих созданиях очень близко подошел к народной точке зрения, но подошел бессознательно, просто художественно» [Н. А Добролюбов, Полн. собр. соч. в девяти томах, т. 2, M 1962, стр. 271] Незадолго до опубликования этих строк в статье о «Губернских очерках» (декабрь 1837 г.) критик утверждал, что Салтыков-Щедрин органически усвоил принцип народности он совершенно сознательно встал на крестьянскую точку зрения и в свете ее рассматривает «все вопросы жизни» «Все отрицание г. Щедрина, – писал критик, – относится к ничтожному меньшинству нашего народа» [Там же, т. 2, стр. 144].