С этой точки зрения травма развития может рассматриваться не как затопление инстинктами плохо оснащенного картезианского сосуда, а как переживание непереносимого аффекта. Кроме того, как я покажу в следующей главе, непереносимость аффективных состояний может быть понята только в свете тех систем отношений, в которых они проявлялись (Stolorow, Atwood, 1992, ch. 4). Травма развития возникает в рамках определенного интерсубъективного контекста, главной особенностью которого является нечувствительность к болезненным аффектам, и, как следствие, распад диады «ребенок – воспитатель» как системы взаимного регулирования. Это приводит к потере ребенком способности интегрировать аффект и в результате – к невыносимым, перегруженным, дезорганизованным состояниям. Болезненные или пугающие аффекты становятся травматичными, когда сонастройка, в которой ребенок нуждается как в поддержке, способствующей переживанию этих аффектов, их контейнированию и интеграции, полностью отсутствует.
Одним из последствий травмы развития, понятым с точки зрения отношений, является то, что аффективные состояния приобретают устойчивый разрушительный характер. Из повторяющегося опыта несозвучных откликов ребенок выносит бессознательное убеждение в том, что стремление к развитию и болезненные эмоциональные состояния являются выражением вызывающего отвращение дефекта или присущей самому ребенку внутренней порочности. Это часто приводит к созданию защитного идеала самости, представляющего образ себя, очищенного от причиняющих боль аффективных состояний, которые воспринимались как нежелательные или угрожающие по отношению к воспитателям. Жизнь в согласии с этим очищенным от аффектов идеалом становится основным требованием для поддержания гармоничных связей с другими людьми, а также для сохранения самооценки. После этого появление запрещенного аффекта переживается как неспособность воплотить требуемый идеал, как проявление скрытой, внутренне присущей самому человеку дефективности и порочности и сопровождается чувством изоляции, стыда и ненависти к себе.