Карточки эти дороже денег были… Это листочки такие разлинованные, с печатями, а вверху квадратик, где написано сколько грамм хлеба по этой карточке выдается. Еще они разноцветные были: у рабочих – красные, у служащих – зеленые, а иждивенческие карточки – желтые… Если потеряешь эту карточку или у тебя ее кто-нибудь украдет, то взамен уже не выдавали ничего – так голодный и ходи.
Эти карточки еще тогда на рынке продавали… Продавец отрывал этот квадратик с карточки и наклеивал его себе в журнал какой-то. Например, он продал мне хлеб, взял у меня деньги, оторвал этот квадратик и наклеил его на полотнище (большие такие у продавцов были), и продавец отчитывался за хлеб этими талончиками. А они уже были без номера, т.е. ничьи. Получается, что если можно было карточку купить – продавец эти талону наклеивала сама и хлеб себе же брала. А на рынке буханка хлеба стоила очень дорого, а карточки там запросто продавались, хотя это и незаконно было – продавцов таких специально ловили. Но все равно карточки продавались и очень дорого стоили. Особенно дорогими считались хлебные карточки, а вот мясные вообще не ценились – по ним все равно мясо не продавали; были еще жировые карточки… Часто продавали крупу, муку, но такие карточки уже менее ценны были, потому что тоже часто не отоваривались. К каждому производству тогда был прикреплен свой магазин, и магазины эти считались большими, хорошими… Например, на нашем заводе Каучук был свой магазин, и карточки там выдавали на производстве, но покупать по ним можно было только в этом же магазине. Естественно, продавец там уже всех в лицо знал – люди в очереди за хлебом с самого утра стояли.
Так вот бабушку-то отправили, а карточка ее у нас осталась, мы на нее дополнительный хлеб покупали. А потом немец уже дошел до Москвы, и мы по сводкам узнали, что он скоро и деревни те займет, где была бабушка наша. Тогда мама и папа сказали мне, чтобы я срочно ехал за бабушкой. Ну я сел на поезд и поехал, чтобы ее обратно в Москву привезти – чтобы она к немцам в плен не попала. А самих нас тогда уже из квартиры перевели жить в подвал – там двухкомнатная квартира была в подвале трехэтажного деревянного дома. Там тогда жил один портной… Пришла бумага, что он убит, и место освободилось. Окна этой комнаты выходили на улицу вровень с тротуаром, так что видно было только ноги людей. Спать было совершенно невозможно – прямо под домом было метро, и ходило оно до часа-двух ночи… Сначала мы никак там спать не могли – потом привыкли уже.