– Вернуть? – похоже, мой вопрос удивляет Суртаза.
– Ну, да… Вы же – владыка мертвых, под присмотр которого отправляются души всех, кто обрел покой?
– Допустим.
В моей груди поселяется маленькая обжигающая искорка радостной надежды. Так, не торопиться, не обнадеживаться…
– Какое отношение это имеет к Альдауару? – спрашивает Первый Некромант.
Я неуверенно щелкаю челюстью. Ладно, попробую пояснить.
– Понимаете… Его душа покинула мое тело.
– Так… – задумчиво говорит Суртаз. – Каким образом?
– Его вытянули при помощи Последней Милости.
Я слышу тихий хруст и вижу, как когтистая рука медленно сжимается вокруг древка посоха.
– Где сейчас этот артефакт? – спрашивает Первый Некромант. – Кто это сделал?
– Вытянул Ашиан, и он же сломал медальон. А так как в нем была душа Альда, вот я и подумала…
Не окончив фразу, я смотрю на своего новоявленного учителя. Суртаз бы побрал эту скелетированную форму! Хоть и странно так думать, когда это самое божество находится на расстоянии вытянутой руки. Но как же все-таки неудобно, когда нельзя понять реакцию собеседника и самой не показать без слов свое беспокойство.
– Кто такой Ашиан?
– Он – родственник Коаттана. То ли внучатый племянник, то ли двоюродный внук…
– Это одно и то же, – сэр Алонт решает донести до нас эту невероятно ценную информацию из дальнего угла зала.
– Яс-сно…
Одно-единственное слово, приглушенное маской и из-за нее же, похоже, прозвучавшее со зловещим полусвистом-полушипением. Короткий ответ кричит о том, что что-то не так, ведь Суртаз явно ответил мне, а не коменданту.
– Души Альдауара у меня нет, – мрачно добавляет он. – Из чего я делаю вывод, что заключенная в Последней Милости душа разрушается вместе с артефактом.
Я чувствую, как начинают подрагивать мои кости. И если бы только подрагивать – они еще и ноют. Поток магии в моем теле усиливается по мере того, как в груди разгораются эмоции…
– Досадно. У меня были на него планы, – ровно произносит Суртаз, снова отворачиваясь к сэру Алонту. Тот уже почти окончил свой обход по периметру зала.
…наиболее мощной из моих эмоций оказывается горькая, бессильная ярость. Усилием воли я загоняю ее поглубже. Не сейчас. Потом…
– А он… не может остаться в том месте, где был разрушен артефакт? Вдруг ему удалось как-то выкрутиться?
Мой голос безупречно безэмоционален. Вот только немного дрожит.