В негодовании он не просто снял, сорвал трубку и только открыл рот, чтобы отбрить наглеца, посмевшего побеспокоить ночью, как из трубки раздался голос:
– Это Сталин говорит…
Еще не вполне осмыслив сказанное, редактор, словно спущенный курок, уже не мог остановиться.
– Какой такой Сталин? – заорал он.
– Тот самый, тот самый, – тихо ответил голос, и в трубке послышались частые гудки.
– И что было потом? – спросил его сосед.
– После этого он много дней ждал продолжения разговора, но так и не дождался.
– Поседел, наверное, за это время? – уточнил сосед.
– Он поседел в ту же ночь, – подтвердил историк.
– А давайте предположим, о чем думал главный редактор, после того как вождь не стал с ним разговаривать? – заметил сосед.
– Наверное, подумал, что надо как-то разъяснить ситуацию… – произнес Алесь.
– Вы плохо знаете историю, – сказал историк, – не ощущаете накала страстей того времени. Чтобы все это понять, расскажу про один случай. Он произошел с известным белорусским писателем, который после войны учился в Литинституте. Правда, принят был как партизан условно…
– То есть кандидатом? – спросил Алесь.
– Нет, что вы, его приняли именно условно, потому что не имел среднего образования и параллельно учился в одной из вечерних школ Москвы. А руководителем семинара у него был литературный критик и специалист по творчеству Гоголя. И вот однажды ИМЛИ[2] выпустил книгу к юбилею Гоголя.
Мастер ознакомился с ней, увидел множество ляпсусов, главным из которых стал тот, что из Гоголя сделали почти пролетарского писателя. Пройдя с карандашом по книге, мастер написал письмо в отдел агитации и пропаганды ЦК ВКП(б) и отослал туда книгу и письмо. И вдруг к нему приезжает глава советских писателей Александр Фадеев.
– Ты что там написал? – спросил он у мастера.
Тот начал было объяснять, но Фадеев прервал:
– Нас с тобой к Хозяину вызывают…
– А что я там должен говорить? – спросил мастер.
Фадеев на него посмотрел и сказал медленно с каким-то тайным смыслом:
– Говорить будешь, когда я скажу…
Автобус качнуло, и он остановился. Все стали подниматься со своих мест.
– Это надолго? – спросил Крамор у Алеся.
– По-разному, – ответил тот.
Пассажиров провели и разместили в помещении, больше похожем на камеру.
– И что было потом? – спросил Крамор историка.
– Погоди, – ответил тот жестко, – я на процесс настроиться должен, да и вам стоит сделать то же самое.