– Он подонок, – выплёвываю. – Я его ненавижу.
– Коля всегда был дебилом, хоть и хитрый, зараза. Ему, наверное, не объяснили, что злая и обиженная баба – самый страшный враг. Особенно, если она такая красивая.
Усмехается, глядя прямо мне в глаза. Снова облизывает губы, а я вторю этому движению, и взгляд Крымского туманится животным голодом. Артуру нужно сделать усилие – отчётливо вижу, – чтобы отойти от меня хотя бы на шаг.
– Одевайся, – бросает короткое и запускает руку в светлые волосы на затылке. Ерошит их, сканируя меня вновь заледеневшим взглядом.
Киваю, а Крымский идёт к двери, но в последний момент останавливается:
– К тебе придёт дядя Ваня, отведёт ко мне. Будь готова, поговорим.
И выходит, а я понимаю, что ничего не понимаю. Колени дрожат, ноги ватные, а перед глазами туман клубится. Господи, дай мне сил всё это выдержать и не рухнуть на ещё более глубокое дно.
Я не имею права к кому-то привязываться – я здесь не для этого.
В свёртке оказывается летнее платье в синюю полоску и лёгкие мокасины. И ничего больше. Никакого белья, ни чулок, ни других атрибутов возможных сексуальных игрищ: простая одежда, практичная и удобная. И это наводит на мысль, что Крымский действительно готов меня выслушать.
Вот только интересно, кто помогал ему с выбором одежды. Кто этот человек? Он сам? Не знаю и знать не хочу.
Отрываю бирки, быстро одеваюсь и спустя несколько минут уже готова к выходу. И, словно за мной всё это время наблюдали, практически сразу, как я расправляю последнюю складку на юбке чуть ниже колен, в дверь стучат.
Значит, не Крымский – тот себя любезностями не утруждает: когда хочет приходит, когда ему нужно уходит.
– Войдите! – кричу, а ладони почему-то потеют. Потираю их друг о друга и от нетерпения едва не пританцовываю на месте.
– Готова, Злата? – улыбается дядя Ваня, а мне становится немного легче. – Тебе идёт платье.
– Оу, спасибо большое. Оно… удобнее моего.
– И в этом месте – то, что нужно.
Да, мне определённо нравится этот мужчина. Дядя Ваня кажется добрым – то ли из-за возраста видится таким, то ли приятной улыбки, от которой кожа на лице складывается в морщинки. Ко мне давно уже никто не проявлял тёплых чувств, и даже Крымский демонстрирует мне что угодно, только не светлое и ласковое.
Я иду к двери, а руки приходится сцепить в замок перед собой, чтобы так сильно не дрожали. Но рядом с дядей Ваней я не чувствую себя ни узницей, ни пленницей. Мы просто идём рядом, и даже если не разговариваем, будто бы общаемся.