– Я надеюсь, ты сейчас не про соседа, – мрачно пошутила Ксения. – Ладно, Милка, мое счастье заключается исключительно в тебе. В твоем спокойствии и хорошем настроении. Так что в моем случае картинка за окном точно не имеет никакого значения. Тебе положить еще картошки?
* * *
Этой ночью заснуть опять не удалось. Впрочем, бессонница, даже такая изнурительная, как нынешняя, не вызывала в нем ни раздражения, ни горечи. Что-что, а чувства он умел держать под контролем надежно, сохраняя одинаковую работоспособность, концентрацию и настроение. Андрей Погодин никогда не боролся с тем, что нельзя изменить. Причины его бессонницы были понятны, снимать ее таблетками он не хотел, потому что седативные препараты туманили разум, и хотя здесь и сейчас, в Малодвинске, он впервые за долгие годы вполне мог себе позволить впасть в беспамятство, въевшаяся в кровь привычка не позволяла ему утратить контроль над ситуацией. И над собой. Уж лучше не спать. Рано или поздно организм устанет настолько, что вырубится без всякой химии.
Даже самому себе он не признавался, что не дает себе расслабиться, потому что чувствует неведомую опасность. Ее приближение он ощущал, что называется, спинным мозгом. Это было на уровне инстинктов, тренируемых годами. Опасность крылась в случайном отпечатке следа, найденном после дождя в саду, в неясных тенях, которых он нечаянно шуганул два дня назад, выгнанный на крыльцо бессонницей и тоской по Линн и детям. То есть по Алине и детям.
Сюда, в этот дом, он привозил Алину только однажды, тридцать лет назад, незадолго до свадьбы, чтобы познакомить невесту с бабушкой, которая тогда была еще жива. Так уж получилось, что ее он тогда видел в последний раз. Как он помнил, она тогда все порывалась что-то ему рассказать, то ли семейную легенду, то ли просто какую-то историю из далекого прошлого.
Он не слушал, потому что в двадцать лет, особенно когда ты влюблен, тебя не интересуют никакие легенды, да и прошлого не существует в принципе. Не то что сейчас, в пятьдесят, когда былое, как огромный кит, всосало практически всю твою жизнь, в последний момент выплюнув из своей осклизлой пасти тебя самого и оставив лежать без сна в ночной тьме, обессиленно вглядываясь в деревянный потолок, единственное, что у тебя осталось в настоящем.