Хотя, заполучи я рецепт из трав, которыми пахнет в замке – если, конечно, защищают от вредителей именно они – озолотиться можно. Только вот рецепт он вряд ли выдаст.
Так, нужно собраться, потому что иначе ничего умного не спрошу и буду жалеть об упущенной возможности.
Где он получил свой ожог, мне неинтересно. Как и то, почему он его скрывает. Это-то, в общем, и так понятно – я бы тоже скрывала, будь у меня какая-нибудь отметина. Люди в большинстве своем жестокие, нельзя показывать свои слабости.
И о чем тогда спросить?
– Заклинание. Которым вы кинули в отчима и которое угодило в меня. Что это было? Оно мне грозит чем-нибудь?
Арквил откинулся на спинку стула и скрестил руки на груди.
– Это была «волна умиротворения». В кого бы ни попала, действует на всех в радиусе двух метров. Маги таким обычно шумных детей успокаивают, но и на взрослых отлично действует. Жаль, держится не очень долго, но зато весьма эффективно, – хмыкнул кер.
– Но после того, как вы в меня им попали, отчим не выглядел… умиротворённым, – нахмурилась я, пытаясь вспомнить подробности произошедшего утром и собственные ощущения. – Да и я тоже…
– Это твой второй вопрос? – приподнял брови мужчина, а я в ответ затрясла головой.
В конце концов, так ли уж важно, если заклинание было не опасное? Ну подумаешь, не сработало у него оно как надо, так с чего я вообще взяла, что Арквил такой уж превеликий колдун. Может, напутал чего?
Хотя есть еще вариант, что он соврал сейчас, и заклинание было вовсе не умиротворяющим. Что ж, в любом случае сейчас это не выяснишь.
– Нет, кер. Если вы не возражаете… – я не сразу взяла себя в руки. – Я бы хотела узнать, зачем вы взяли меня и Милу к себе? Судя по всему, слуги вам не нужны.
Он смерил меня долгим взглядом, после чего наигранно улыбнулся. При этом глаза остались холодными.
– Сама по себе девочка мне не нужна. Я просто решил, что разлучать дочь с матерью слишком жестоко.
Он замолчал. Комната погрузилась в гнетущую давящую тишину. Я, не выдержав того, как он смотрит на меня, опустила лицо, с преувеличенным интересом рассматривая бумаги и книги, лежащие на его столе.
Один из фолиантов был толстым, со множеством закладок между пожелтевшими неровными страницами. «Теургия» – гласило витиеватое название.
Брови сами собой сошлись к переносице, пока я пыталась понять, то ли я неправильно прочитала, то ли слово действительно мне незнакомо.