Я кинулся к маме и прижался к ней, сотрясаясь в рыданиях. Больше она ничего не спрашивала, а я бы все равно не знал, что ответить. Конечно, мама знает про него и все понимает. Даже когда боится и раздражается, она ни на секунду не вправе забыть, что такое на самом деле ее сын. Иначе последствия могут быть самыми ужасными.
Море малиновых и фиолетовых астр, нежно-голубых дельфиниумов и разноцветных гладиолусов с собственных огородов наводнило площадь перед двухэтажной сельской школой, распахнувшей свои двери для двадцати пяти первоклассников из всех окрестных сел и поселков.
В новом черном костюме, похожем на смокинг, в каких женятся в фильмах, я стоял в первом ряду рядом с незнакомым белобрысым мальчиком и сжимал огромную охапку цветов, срезанных вечером мамой. Директор школы, где мне предстояло провести десять не слишком счастливых лет, распиналась о нашем будущем, о чудесных годах и дружбе на всю жизнь, заводила унылые песни про то, чему учат в школе и крылатые качели, а мне хотелось поскорее сбежать.
Никогда прежде я не оказывался в таком большом коллективе, а учитель внутри меня требовал найти самых слабых и подчинить себе. Я понятия не имел, кто сильный, а кто слабый, и уж тем более не умел никого подчинять. Но он утверждал, что это дело времени, и он меня научит. Вот еще – в школе учиться, еще и этот учить собрался! Краем глаза я уловил испуганные взгляд мамы, стоящей во главе второклашек, а мой белобрысый сосед шикнул на меня и еле слышно спросил: «Ты с кем там шепчешься?». «Ни с кем», – ответил я и постарался больше не обращать внимания на тираду учителя, вернувшись в окружающую действительность.
В классе я оказался самым высоким, и мне почетно отвели последнюю парту, хотя я слышал, как мама упрашивала мою учительницу посадить меня поближе и, если что, сразу звать ее. Учительница только отмахнулась, убеждая, что с таким тихоней вряд ли будут проблемы.
Моей первой учительницей стала совсем еще молодая женщина, в два раза шире мамы и на голову ниже, она казалась полной противоположностью своей подруги, и все же они дружили. Не будь их отношения такими теплыми, наверное, мама вообще не рискнула бы отдать меня в общеобразовательную школу.
Моим соседом по парте оказался паренек на два года старше из не слишком благополучной семьи, славившейся в нашем поселке вечным пьянством и кучей голодных детей. На уроках он строгал ножом палки и в свои девять лет не знал даже букв. Поговаривали, что родители просто не знали его возраст и забывали отдать в школу, пока директор самостоятельно не заявилась к ним домой. На удивление, наши отношения с Федей поначалу складывались весьма миролюбиво. Я не делал ему замечаний за то, что он притаскивал в школу всякий мусор и ковырялся в носу, глядя в окно, а он делал вид, что не слышит, как я постоянно разговариваю сам с собой.