Я так и не понял, в чем виноват, но про прошлые жизни старался больше не упоминать. Я устроился на качелях между единственных двух берез среди сосен и принялся швыряться шишками, которые находил под ногами. Там-то ко мне и вернулся учитель – теперь уже он отругал меня и потребовал, чтобы я никогда больше не говорил об этом с мамой или с кем-то еще, пока он не разрешит. Я только успел сказать, что маме нельзя врать, как все тело скрутило судорогой. Мне казалось, что внутри горит настоящий пожар, который сейчас сожжет меня и вырвется наружу. Я знал это чувство – не такое сильное, но ужасно болезненное, оно приходило во сне, когда мужчины в плащах прикручивали меня к столбу и поджигали.
И пламя действительно вырвалось – я только и смог понять, что глаза мои были больше не мои, теперь учитель смотрел на поляну под ногами и крутил в руках шишку, а я мог лишь молчаливо наблюдать изнутри собственного тела. Так он в первый раз вышел на волю, заменив меня. Все это длилось лишь несколько секунд, но я хорошо усвоил урок – если хочу оставаться собой, я должен слушаться, в первую очередь, учителя и никогда с ним не спорить.
Чай из свежей мяты и листьев смородины наполнил ароматом ветхий сырой дом, и я большими глотками вливал в себя дымящуюся жидкость. Мама дула на кипяток и удивлялась, как я могу так пить и не обжигаться. Но разве мог я ответить, что после снов о костре и пламени, сжигавшем меня изнутри, мне больше не бывает горячо?
Посидев так еще полчаса, мы разошлись спать. Неприятные воспоминания о страшном сне притупились, и мне ужасно захотелось спать. Зевая, я отправился назад в кровать и тут же заснул, как самый обыкновенный мальчик.
Мама редко брала меня в Москву, оставляя с соседкой, а сама на целый день выбиралась в город. Она утверждала, что свежий воздух и жизнь загородом куда полезнее выхлопных газов мегаполиса, да и толпиться среди вечно бегущих людей мне ни к чему. Она всегда описывала город как грязный, серый и забитый машинами, но я очень любил эти поездки.
Волшебство начиналось еще на станции. Когда, извиваясь зеленой змеей, из-за поворота выглядывала электричка, я замирал от восторга и еле сдерживал слезы, слыша внутри себя неистовый хохот, стоило мне подумать о волшебстве. Иногда нам везло, и мы оказывались в теплом вагоне с мягкими коричневыми лавками. Ехать там было одно удовольствие, не то что на твердых деревяшках, которые попадались чаще.