Поэтому, если вы хотите, чтобы вашу историю не извращали всякие подлецы и мерзавцы, и со временем она не превратилась в то, что Васька кого-то убил – рассказываете, все же, максимально полно. Не стесняйтесь добавлять краски, главное убедитесь, что не оставили в своей истории излишнего простора для маневров изувеченной фантазии. Только тогда вам удастся вызвать настоящий отклик у слушателей и бережно донести до умов желаемое, ведь эмоции и умственные силы их уйдут не на вольные трактовки услышанного, а на переживания уверованного. Такова суть обретения бенефиций.
И пока Ваш покорнейший читатель ожидает в тамбуре свою любимую женушку Марию Антоновну, чтобы отправиться на похороны Васьки – собаки нашей, недавно почившей после десяти лет преспокойной жизни, – прилагаю к данному прозрачному в своих намереньях письму удивительную историю, которая произошла семь лет назад до всей этой – не побоюсь сказать – бессмысленной и заведомо пораженческой кутерьмы с Японией.
История моя может представиться Вам, как позволено было выразиться выше, интересной по ряду причин: политических и социальных. И хотя в этот, неоспоримо тяжелый для русского человека, час Вам полагается быть до нее безразличным, так как наверняка Вы справляетесь с движением прогрессивным, я все равно имею легкий налет наглости отослать вымученную рукопись в надежде на дальнейшее Ваше с ней ознакомление. Уверяю Вас – прочтите! и Вы воспримите сию историю как срез Русской Империи с ее замысловатым укладом.
Долгих семь лет мне понадобилось для приведения суматошных мыслей в порядок, и пусть не пугает Вас столь большой срок, ибо года эти ушли на совершение умственных выводов, неочевидных с первого рассмотрения. Бесконечно глупо – не в оскорбление Вам – считать историю безнадежно устаревшей, особливо рассматривая тенденции изменения мира нашего, с его политическими и философскими настроениями.
Если же вы, Ваши благородия Вукол Михайлович и Виктор Александрович, решитесь опубликовать приложенную мною рукопись – что в наше время равно проверке капризной Госпожи Фортуны, – желаю, чтобы город, мною описываемый, остался неизвестен широкому читателю, ибо в нем он так или иначе узнает свой.
Милостиво прошу Вас также использовать следующий абзац как эпиграф:
Никогда не берите в качестве субъекта для подражания клоуна. Право, это неимоверно ужасная идея, последствия которой безапелляционно приведут к разочарованию. Я уверяю вас в этом, как человек, наблюдавший за внутренним разложением представителя данной неблагодарной профессии, который не только потянул на дно свою жизнь, но и способствовал падению созданий, однажды ему доверившихся. Впрочем, судить надобно по наступлении вечного покоя, ибо до тех пор велено нам до семижды семидесяти раз прощать всякого впадающего в грехи.