– Муртаза, пулю надо вытаскивать прямо сейчас, – тихо сказал Соболев
Хусаинов обреченно кивнул, и Соболев начал нехитрую подготовку к предстоящей операции. Раскалил на огне штык- нож и шомпол, достал из вещмешка остаток бинта. Воды практически не оставалось и рану промыть было нечем. Промывать опять мочой Соболев не стал, так как уже давно все они страдали от обезвоживания, и моча любого из них была темно желтого цвета, а значит с большим содержанием мочевины, солей и черт его знает чего еще. Как такой состав может повлиять на открытую рану Соболев не знал и рисковать поэтому не собирался. Используя шомпол как щуп, Соболев аккуратно погрузил его в пулевое отверстие пока не услышал характерное металлическое позвякивание, когда кончик шомпола наткнулся на свинец. Теперь оставалось самое болезненное – извлечение пули. Михаил попросил Клочко подержать «пациента», и тот крепко ухватил руку Хусаинова за плечо и зафиксировал локоть. Необходимо было сделать надрез, для того чтобы пальцами достать пулю. Такую процедуру Соболев несколько раз видел в кино, так что общее представление об операции имел, да и крови не боялся, и даже один раз сам себе снимал швы – поленился идти на прием к врачу. Муртаза глубоко вдохнул, сжал зубы и зажмурился. Соболев сделал глубокий надрез по диаметру раны, сразу же потекла струйка бледной крови, и Михаил, не давая опомнится задохнувшемуся от боли Хусаинову, залез пальцами в зияющий разрез, не без труда нащупал скользкую от крови пулю и, зацепив кое-как ногтями, вытащил ее.
– Держи на память.
Михаил всучил извлеченную пулю Хусаинову. Тот, хоть и находился в полуобморочном состоянии, зажал сувенир в здоровой руке.
Рану решил не зашивать – внутри могла остаться грязь или инородные предметы, например, куски кителя, увлечённые снарядом. Если зашить, то заживет, конечно, значительно быстрее, но существует большая опасность нагноения, а так рана будет естественным образом дренироваться, и организм будет стремиться избавиться от чужеродного тела, если оно там есть. Соболев наложил на рану чистый бинт, перевязал руку бойцу и похлопал его по плечу:
– Всё, Муртаза, ты держался молодцом, теперь поешь и постарайся уснуть. Тебе сейчас нужно набираться сил.
Уже наступили сумерки, когда в лагерь вернулись Мещеряков и Рамиль Хусаинов. Самые худшие ожидания оправдались – найти блокпост или хотя бы дорогу им не удалось. Прислушавшись к совету Егорова, по периметру лагеря развели несколько костров, чтобы отпугнуть хищников, если таковые объявятся. Прошедший день, насыщенный трагическими событиями, сильно вымотал солдат физически и морально, и поэтому все молча лежали или сидели у костра и смотрели на огонь. Разговаривать не было уже ни сил, ни желания. Соболев осмотрел товарищей по боевому крещению. Мещеряков и Хусаинов, уставшие с долгой дороги, жевали остывшее мясо и подогревали дополнительные куски на огне. Муртаза после проведенной операции спал, было видно, что извлечение пули принесло ему облегчение. Клочко сидел на корточках перед костром и задумчиво тыкал хворостинку в пламя. Егоров, уже по обыкновению, был занят, он вырезал деликатесные языки у бизонов. Соловьев просто лежал на спине, уставившись на небо и сложив ногу на ногу, курил сигаретку. В руках он крутил зажигалку, что сразу привело на мысль об экономии спичек и газа в зажигалках. Соболев про себя отметил, что утром надо будет провести инструктаж и разрешить использовать спички и зажигалки только для розжига костра. В любом случае курить придется бросать всем.