III
Рафел Кортес по прозвищу Шрам поставил подпись под своим доносом ровно в тот момент, когда ночная темнота начала бледнеть и уступать место неяркому рассвету. Совершенно обессиленный, ювелир не стал перечитывать написанное и упал на кровать прямо как был – в одежде. Он лишь ослабил пояс на штанах да расстегнул пуговицы куртки, чтобы дать телу немного передохнуть, прежде чем утренний свет и – особенно – суета Полонии на кухне оборвут короткий отдых. Но сон не шел: усталость и напряжение, в котором Кортес находился столько времени, не позволяли расслабиться и будоражили, вместо того чтобы наслать дремоту. Даже попытка вызвать в памяти приятные воспоминания оказалась бесполезной. Поняв, что уснуть не удастся, Шрам решил встать – благо, уже рассвело. Он умылся в тазике, приготовленном служанкой, сбрил тронутую сединой щетину, причесал редеющие волосы и переоделся в чистую одежду. Потом сложил бумагу вчетверо и убрал в карман штанов. Но документ был слишком велик и оттого сильно оттопыривал брючину, поэтому ювелир решил, что надежнее будет спрятать его на груди под курткой, сшитой еще покойной Жуаной. Накинув на плечи плащ и взяв шляпу, он попрощался с Полонией, сказав, что идет к утренней мессе, а потом – поскольку день обещает быть погожим – пройдется до Рибы: может и встретит кого-нибудь знакомого.
Улицы города, в этот час обычно уже полные народа – с наступлением тепла все шляпники, сапожники, портные, канатчики и прочие ремесленники оставляли темные мастерские и устраивались работать у дверей, на солнце, – в воскресный день были пусты. Не было видно и нищих, что спали под открытым небом, а по утрам бормотали молитвы и гнусаво перечисляли свои бесчисленные несчастья, поджидая добропорядочных христиан, спешащих в церковь. Кортес, который терпеть их не мог, был рад, что никто не попался на его пути. Грохот колес телеги вдалеке, в порту, внезапно нарушил воскресную тишину утра и вспугнул голубей, сидевших на стене сада, вдоль которого шел ювелир. Их легкие силуэты прочертили небо над раскидистой монастырской пальмой. Каждый раз, когда Шрам проходил мимо нее, то невольно вспоминал высокий готический потолок Биржи[43]. Он завидовал строителю здания и стремился если не посостязаться с ним, когда будет создавать дароносицу, то по крайней мере запомниться людям, как он сам помнил о Сагрере