Огненные потоки лавы, живой и красивой, застывали бесформенными неопрятными камнями, успев за свое краткое существование вне глубин вулкана жадно и бессмысленно уничтожить все, попавшееся им на пути. От этого Алекс неизменно мерзла и куталась в серую шаль.
– Смотришь часами на этот пепел, вот и сама вся серая, что глаза, что лицо, – осуждающе говорила мать и недовольно поджимала тонкие аристократические губы, – одеваешься тоже серо, и вокруг тебя все серым становится.
Алессандра старалась отмалчиваться. Каждый спор с матерью, в котором обе заводились с пол-оборота, будил огонь. Завивка и укладка волос в выбранную матерью причёску, наряды, сплошь из кружав и оборок, долгие репетиции милых улыбок, которые все равно не получались милыми, настоятельные ежедневные старания её откормить, чтобы придать телу нужные формы, – всё становилось маленьким полем боя. Горячность дочери была непонятна матери, искренно считавший, что огненные способности достаточно просто отрицать, чтобы они не проявлялись. Алессандра же в каждой попытке отстоять свое мнение или кусочек личного пространства ничего не могла сделать с мгновенно поднимающим голову огнем. В тринадцать, поймав мать на регулярном чтении её дневника, она потеряла самообладание настолько, что огонь вырвался на свободу.
Чувство отрешенной радости, трудноописуемой полноты себя, которое овладевало ей тем больше, чем выше становилось выплеснувшееся наружу пламя, было сладким и незнакомым. Испугалась Алессандра позже, когда увидела обгорелую, покрытую потеками чёрной копоти стену зала с лопнувшем от жара стеклом высокого модного французского окна, и мать едва успевшую укрыться под письменным столом. Серый пепел покрывал подоконник, ветер, задувающий в пустую оконную раму, разносил его по полу. Алекс стояла посреди выжженой равнины и от ужаса не могла произнести ни слова. А потом она заплакала.
На следующий же день отец, уступив её настоятельным требованиям, отвёз дочь на процедуру блокировки. Со свойственной ей категоричностью, девочка пыталась переспорить куратора, требуя пожизненного блока за попытку убить мать: «Я чуть было не уничтожила собственный дом из-за рядовой ссоры. Дневник? Мой дневник, моя ответственность. Либо прячь лучше, либо вообще не пиши. В любом случае, ни один личный дневник в мире не стоит ещё одного пепелища. Собственно, мало что в этом мире стоит ещё одного пепелища».