– Не грусти, пацан! – вдруг громко сказал он, голосом перекрывая гул копыт и скрип полозь-ев. – Дед твой вот такой был мужик!
Он отстрелил окурок и поднял вверх большой палец. Гаврик кивнул, хотя вроде бы и не особо грустил: его увлекла езда. Но в то же время Гаврику почудилось, что Серёга сказал это больше самому себе, поскольку на последних словах его голос дрогнул. Домчали молча. Еловыми ветками нужно было выстелить тропу от дороги к могиле. Как только остановились, Гаврик стал охапками таскать их из саней к тропинке, а Серёга раскладывать одну за другой до самой могилы, прямоугольной ямы с кучами песка по краям.
– Зачем это, дядя Серёга?
Тот пожал плечами:
– Положено так. Сам не знаю, почему. Всю жизнь так хоронят.
Когда закончили, на скамейке возле ограды уселись ждать гроб. Кругом влажно пахло весной. Вершины осин и сосен казались нарисованными акварелью на серой бумаге небес.
– Вот что, Гаврила, – нахмурясь, заговорил Серёга и вытащил из кармана куртки маленькую книжечку с таким истёртым переплётом, что названия просто не было видно. – Дело такое. Дед наказал эту книжку тебе отдать. Чтоб ты читал. Что-то он ни тёть Дусе, бабке твоей, ни отцу твоему её не доверил, велел мне.
– А что это? – Гаврику было крайне любопытно, и он опасливо взял её в руки.
– Начнёшь читать – узнаешь. Никому только не показывай. Ни друзьям-приятелям, ни мамке, ни отцу. Мамка твоя, как учительница, сразу отберёт, а батька против мамки не сдюжит. Всё подряд пока не читай, там закладки есть. Вот эту утром, эту вечером. Тихонечко, но в голос. А эту, тут пять слов всего, наизусть выучи и всё время в голове повторяй, понял?
– Понял. А для чего?
– Точно сказать не могу, но думаю, что от страха. – Серёга тяжко вздохнул. – Дед говорил, ты и сам знаешь.
Гаврик вздрогнул. Он помнил, как однажды после дедовых рассказов ночью ему приснилась бездна. Он тонул в бескрайнем океане, из тяжёлой и липкой воды в низкое небо глядели только его круглые, выпученные от страха глаза, руки были словно приклеены к бокам, ноги будто связаны, а рот нельзя было открыть: он тут же наполнялся солью и холодом. Жгло нос и глотку. Давило в уши. Воздух кончался. Гаврику мучительно представлялось, что сейчас, через бесконечное мгновение, его ноги, живот и даже писюн обхватят мощные скользкие щупальца и потащат в глубину, а за лицо схватит кривозубая мурена и высосет глаза.