Жорик обжимался со Светкой, когда выходил на кухню курить в открытую форточку. Из коридора доносился их тихий смех и шёпот. Ира, не обращая на это внимания, продолжала раскрывать Гаврику свой режиссёрский замысел, а он рискнул и похвалил особенно удачное место. Под конец Гаврик в азарте снял со стены над диваном старую гитару и хулиганским голосом спел под её рассохшийся аккомпанемент пару дворовых песен о любви, чем довёл градус веселья до кипения.
Конечно, Жорик с невестой опоздали на последний троллейбус и побежали до Светкиного дома бегом, благо им было недалеко. А вот Ире предстояло добираться на другой конец города, и перед уходом Жорик незаметно и будто невзначай сунул в руку Гаврику ключ от квартиры. Гаврика бросило в пот.
Все вместе зачем-то дошли до остановки, там распрощались. Девчонки расцеловались, парни пожали друг другу руки, и, когда Жорик со Светой скрылись за углом, Ира вопросительно взглянула на Гаврика. А того давно уже накрыло счастливой волной влюблённости. Он чувствовал радость и силу, перестал робеть и казался себе остроумным и красивым. Ну не меньше чем симпатичным. К тому же рассудительным.
– Слушай, Совунья, – заговорил он с улыбкой, – уже ночь, а там и до утра недалеко. Кто ходит в гости по утрам, тот поступает мудро.
Ира улыбнулась в ответ.
– Тебе на Гвардейскую, а мне на Товарную. Как честный поросёнок, я не могу отпустить тебя одну, но денег на такси у меня нет. Если мы пойдём пешком, только к утру дойдём, наверное. Я потом быстренько побегу прямо на работу, а ты, сонная, пойдёшь учиться. Предложение такое. Вернуться в Жоркину квартиру, спокойно выспаться и утром на учёбу и работать. А?
И он извлёк из кармана и показал ей ключ.
– Ты на диване, а я на коврике в прихожей, – добавил он, видя её сомнения. – Чессло, буду вести себя прилично!
– Не надо на коврике, – рассмеялась Ира, – там матрац есть надувной, я видела. Только чур не приставать и честное слово держать. И не подсматривать.
Обратно они шли не торопясь. Белая июньская ночь одновременно и бодрила, и разнеживала. Гаврик был в ударе и смешил Иру всякими глупостями, чему удивлялся и сам. Никогда раньше не замечал за собой способностей к весёлой болтовне. Когда вернулись и включили свет, оказалось, что не мешало бы убрать посуду. Носили чашки, тарелки и бокалы из комнаты в кухню, встречались и осторожно расходились в дверях, будто стараясь не задеть друг друга, но всё равно чуть задевали. Потом Гаврик раздвигал диван и накачивал насосом-лягушкой надувной матрац, а Ира позвякивала посудой и шумела водой из кухни. Когда кухня стихла, стук Гаврикова сердца заглушил звук душа из ванной.