Когда раскрасневшийся водовоз с шумом выдохнул и покинул зал заседания, предварительно зачем-то извинившись перед Шпаком, Грызлова одарила подсудимого долгим взглядом.
– Подсудимый, скажите, а вы вообще раскаиваетесь в совершении деяния?
– Я не…
– Ваша честь, мой подзащитный ясно дал понять, что не признаёт вины…
Марина встретилась глазами с Муравицкой. Она ожидала увидеть там что угодно: ненависть, злобу, презрение. Но нет – в ореховых глазах адвоката была только усталость.
Марина вдруг поймала себя на мысли, что смотрит сейчас не на адвоката, а на бывшую сокурсницу – причем с теми же проблемами: переработки, недосып, безнадега. Они могли бы обняться и пойти вместе в кафе, но…
«Помни, за какой клуб ты играешь, – наставлял заядлый фанат Константиныч. – И тогда всё у тебя будет в ажуре».
Так что Марина сказала, глядя в глаза Муравицкой:
– Отклоняется возражение, – и добавила: – Подсудимый, встаньте и отвечайте на вопрос.
В тишине было слышно, как за приоткрытой форточкой громко кричала птица.
Олег
– Гы, Руцкой. Внук того Руцкого?
Олег промолчал.
Он расплатился за две бутылки вина – красного и белого, пакетик чипсов, замороженные пельмени и сложенные в целлофан овощи, и вышел из магазина в синюю московскую стыль. Добрел до дома, разложил продукты на кухонном столе, долго искал штопор. По дому напротив были разбросаны огни теплых уютных норок. Люди жили в спальном районе, но еще не спали.
Олег налил вино в два стакана: в один красное, в другой белое. Живая вода и мертвая. Налево пойдешь – коня потеряешь, направо пойдешь…
Но ведь главное – не куда, главное – просто идти, ведь так?
И Олег пошел.
– …Fare thee well!
– And if for ever…
– Still for ever, fare thee well.
Помолчали.
– Руцкой, давай уже расходиться, пока я не разревелась. А я не люблю реветь на людях.
– Никто не любит реветь на людях.
– Видишь, ты меня очень хорошо понимаешь.
– Здесь не нужно быть экспертом в эмпатии.
Улыбнулась.
– Мы могли бы стать отличными подругами.
– Но менять пол пока не в моих планах.
– Так что… пока?
– Пока.
Расстались.
Олег опустошил стакан, вернулся в коридор и достал с верхней полки шкафа шляпу с прицепленным к тулье пером. Посмотрелся в зеркало – шляпа, майка, трусы, – вернулся за стол и подлил еще вина.
Шляпа – единственная вещь, которую у него оставила Анжелика.