Он и цель себе выбрал: белоснежный утес, напоминавший акулий плавник. Утес выдавался в море, а на самой вершине его стоял дом, низкий и длинный, но по виду вполне себе человеческий.
– Эй! Ты меня так и бросишь? Вот так в-возьмешь и бросишь?
Воробей ускорил шаг. Но отделаться от девчонки оказалось не просто. Она догнала и, продолжая всхлипывать, пошла рядом.
И кошка сейчас спустится. И этот, который с нею…
– Ты… ты такой же… вы все одинаковые! – сказала девчонка, вытирая распухший нос ладонью.
– Кто – «все»?
– М-мальчишки.
Джек оглянулся. Девчонка была высокой и тощей. Изгвазданные джинсы съехали, обнажив белую полоску живота и две кости, которые торчали над ремнем, грозя прорвать кожу. Блуза неопределимого цвета облепила узкие плечи и руки, собравшись на ребрах мелкой складкой.
На свалке девчонок не было, но наверное они встречались в прошлой жизни Джека, о которой он не помнил и не думал до этого самого момента.
И дальше думать не собирался.
– А… А-алекс где? – спросила она, пытаясь приноровиться к шагу Воробья.
– Не знаю.
Наверху. С кошкой. Вот там пусть и остается. И этой, рыжей, к ним бы отправиться. Джеку она не нужна. Джеку никто не нужен.
– А… а меня Юлей звать. Юля Крышкина. Алекс Покрышкиной обзывает, но это потому, что Алекс дурак. Он над всеми смеется. И надо мной особенно. Но я же говорю – дурак.
– Да.
– А… а тебя как зовут?
Ей не все ли равно?
– Джек, – буркнул Джек, и эхом его голоса донесся крик:
– Джек! Я уже начинаю думать, что ты решил сбежать! – кошка шла по склону, и Алекс с нею, разве что на хвост не наступал. – Поднимайтесь!
Джек фыркнул: еще чего. Ей надо, она пусть и поднимается. Или спускается.
– Может… все-таки… – Юлька в последний раз всхлипнула и остановилась. – Там поверху, наверное, безопасней… и удобней. И вообще… поднимемся?
Отвечать Воробей не стал: сунул руки в карманы и засвистел. Свистеть его научил Беззубый Леха, одно время живший на краю свалки. Леха промышлял тем, что ходил в город и на вокзалах милостыню клянчил. Правда, он говорил, что не клянчит, а зарабатывает – свистит всякие песни, а люди за это копеечку платят.
– Кпеечка к кпеечке, – говаривал он, поглаживая консервную банку из-под «Тушенки туристической», которую носил на шее. – Кпеечка к кпеечке и рупь бдет.
Джеку – тогда еще Воробью – хотелось посмотреть, где же Леха прячет свои заработанные копеечки, но спрашивать он не спрашивал. На свалке не принято было вопросы задавать.