Минди усмехнулась.
– В каком это смысле?
– В самом что ни на есть этом самом. Если вздумал поспать с отпертой дверью и без ножа под подушкой, то тебе не сюда. Близлежащими Квёлыми Землями правят трусливые толстосумы, которые боятся вынести приговор даже тем, кто заслуживает быть убитым на месте. А таких людей побольше, чем ты предполагаешь. У некоторых нет иной радости, кроме как бесчинствовать. А нет приятнее места для бесчинства, чем то, где закон упразднён, как явление. Разбойники, насильники, головорезы, вороватые ротозеи и карманники должны быть ограждены от простых жителей тем или иным способом.
– То есть…
– То есть все они здесь. Это вроде как большая тюрьма. Преступники доживают в ней собственные деньки в благодати насилия и обмана. Иные, конечно, не всегда столь кровожадны, но со временем… Скоро мы придём в Дормур. Особнячок моего мужа охраняют двое громил. Будет неразумно сказать им, что муженька больше нет. Прознав об этом, они могут разворошить наши кладовые, а заодно и моё гнёздышко, – Минди многозначительно глянула на Оддо. – Пока помалкивай о том, что видел. Я придумаю что-нибудь правдоподобное для этих болванов, пока ты будешь набивать брюхо. Должна же я хоть как-то тебя отблагодарить.
Занялся неясный рассвет, и впереди замаячили высоченные громоздкие сооружения. Крыши покрывала тёмная черепица. Земля была устлана каменными плитами, испещрёнными застарелыми бурыми отметинами, пятнами от содранного мха и лишайника, царапинами на местах отскобленной плесени. Из трещин кое-где проклёвывалась жухлая буро-зелёная сныть. Всё говорило о том, что здешние жители не особенно заботятся о чистоте.
На городских дорогах – как нельзя более пустынно. А те горожане, которые изредка показывались, очевидно, спешили скрыться с глаз.
Возле входа в один из самых богатых, если уместно называть богатыми подобные жилища, особняков Оддо заметил какого-то увальня, чей говор заставил его улыбнуться. Рядом с ним стоял плюгавенький остроносый пьянчужка, небритый, худой, с крайне подозрительной и заискивающей рожей.
– Габинс, чтоб тебя, на кой ты притащился? – спросила Минди издали.
– Дорогая Минди, – пьянчужка неприятно осклабился, оголяя острые зубы. – Весьма, весьма рад, что ты пришла. Шайка Дэйдэта отобрала мои последние крохи. Я ведь так и с голоду помру, дорогая моя. Не найдётся ли у вас какой еды? Мне бы хватило кусочка сыра. Не дайте бедняге скопытиться.