Долька еще спала, свернувшись калачиком в большом кресле, укрытая пледом, только лангет ободранный торчал, словно кто когтями по нему проехал, оставив на зеленом глубокие белые царапины. Из окна светила морозная луна. Мур тихонько встал и пошел на другой, теплый, свет в соседнюю комнату. Дед за столом перебирал какие-то камешки, некоторые разглядывая в лупу. Усмехнулся, увидев Мура:
– А ты ничего, крепкий. Быстро ж они тебя учуяли.
– Что, прости?
– Спрашиваю, эта девчушка-то откуда?
– Одноклассница.
– Влюбился?
Мур оглянулся на темную комнату, прикрыл дверь. Сразу ответить «да» он почему-то не смог. А потом и вовсе пожал плечами:
– Вчера думал, что влюбился.
– Оскоромился?
– Оско… Чего? А! Нет. Целовались только.
Дед с видимым облегчением кивнул:
– Ну и правильно, рано еще.
Муру показалось, что вместо банальной фразы он хотел сказать что-то другое.
– Дома поговорим, – вздохнул дед. – Иди, буди свою щучку, а я чайник поставлю. Попьем да домой поедем. Родители-то у нее небось с ума сходят… И… Ты это… Осторожней с ней. Не рассупонивайся.
– Рассуп… А?
– Не расстегивайся, в смысле, душу на распашку не держи. Присмотрись сначала.
– Дед, она хорошая девочка.
– Все они хорошие, когда спят, – хмыкнул дед. – Тайной силе видней, насколько она хороша… Видать, не все у нее ладно, у девчушки твоей, глаза-то вон какие голодные. Что-то болит в душе, чего-то надо ей. Иначе б не впустила.
– Впустила?
– А то ты не почуял?
Мур вспомнил всю эту снежную жуть, морок, ледяную Дольку и пожал плечами:
– Да, с ней что-то явно было не так. И я был… Как во сне.
– Падлу она словила, – наверно, деду казалось, что он объяснил. – Ну, злую сущность.
– А? Ты всерьез?
– Не акай. Ты в опасности. Сейчас-то вышибло, потому что девчонку-то ты спас. Вас ведь в самом деле чуть не пришибло металлоломом там на мосту, мне уж рассказали.
– Аварию тоже падла подстроила?
– Они могут, – на полном серьезе сказал дед. – Но этим тварям спасенные хуже отравы, не любят они, когда люди геройничают. Доброты не любят. Так что нету теперь в твоей девчушке никого, не бойся. Может, поболеет, конечно, ну да ничего, молодая… А ты… Мало ли, так что на-ко вот, – дед протянул тяжелую штучку, закачавшуюся на кожаном шнурке. – Надень да сунь за пазуху, чтоб не видно. Чтоб больше никто не изурочил. От ударов злых сил защищающий дух, – сказал он немного нараспев и опять усмехнулся. – Надо было сразу тебе дать. Ну, что смотришь? Веришь – не веришь, а надень, мне так спокойнее будет.