Уже минут пять они плавно скользили по гладкому асфальту поселковой дороги. Юлька с Димкой оживились и не могли скрыть свое удивление. Они то и дело ворочали головами в разные стороны. А когда их «мерин» уперся в ворота трехэтажного особняка, то и вовсе потеряли дар речи.
– Ну что, так и будете сидеть с глупыми рожами? – усмехнулся Сергей. – Вы сейчас со стороны бы себя видели…
– Ты куда нас привез?
– Домой. Куда же еще?! Что, многое изменилось после твоего позорного бегства? – обратился Сергей к Юльке, видя, как та наливается густой краской. Юлька покраснела до кончиков ушей, вспоминая свой первый и последний визит в тогда еще захудалую, вымирающую деревеньку.
– А я сапоги с собой резиновые захватила, – пробормотала она, все еще не веря глазам своим, – специально для этой поездки приобрела в магазине.
– Ну, так надевай, раз купила! – Сергей не смог упустить возможность поиздеваться над Юлькой.
– Ага, куда я в них? – жалобно пропищала она.
– Ну не выкидывать же?!
– Тебе на память о себе оставлю, – привычно огрызнулась Юлька, придя в себя.
– Зачем мне они? – Поставишь на тумбочку вместо телевизора и будешь любоваться, меня добрым словом вспоминать.
Сергей злорадно улыбнулся. Все, как обычно, все, как всегда. Опять они спорят с Юлькой, как будто и не было тех десяти лет разлуки. Димка не обращает на них внимания, знает, что бесполезно. Все, как всегда, вот только Насти нет с ними. Сергей тяжело вдохнул и торопливо стал расстегивать верхние пуговки рубашки, делая жадные глотки воздуха. Юлька испугано шарила глазами по дому, ища аптечку:
– Где, где лекарство?
– На кухне, в холодильнике.
Она понеслась на кухню и вернулась с бутылкой водки в руке:
– Там только это…
– Оно и есть. Самое лучшее лекарство.
– Ты прав, – поддержал друга Димка, – это очень хорошее лекарство, и сейчас очень нужное для нас всех.
– Придурок! – возмутилась Юлька, – у него, может, с сердцем плохо, а ты его водкой лечить собираешься. Так и помереть недолго.
– Ты угадала мое самое заветное желание, – сказал Сергей вполне серьезно. – Я сам пытался руки на себя наложить, но, видно, не судьба.
– Нельзя так говорить. Даже думать об этом не смей, – закричала на него Юлька. – Каждый должен прожить столько, сколько Господь ему отвел. А самоубийство – это самый большой грех. Самоубийц даже отпевать нельзя, а церковнослужителям – молиться за них.