уплетает мороженое, или отдыхает, утомлённый фейерверком ярких впечатлений…Ещё мгновение – и Живая Сказка растворилась в сгустившихся сумерках.
Но остался полёт! Он был только его, Павлика, сказкой. Какое чудесное, ни с чем не сравнимое чувство невесомости и одновременно независимости он испытывал! Казалось, ненавистная пуповина физических законов, не позволяющая человеку воспарить, словно птице, была не властна над ним.
Павлик проводил взглядом далёкое заокеанское диво и не заметил неожиданного препятствия – на его пути выросли мрачные развалины старинного замка на вершине высокой скалы. Со всего размаха мальчуган ударился головой о покрытую мхом стену башенки – бум! – и …проснулся.
Сон.
Оказывается, это был всего лишь сон. Лоб саднил: ворочаясь во сне, он ударился о стену в коридоре. Павлик всегда спал беспокойно, и составленные вместе стулья, служившие мальчику постелью, то и дело разъезжались в разные стороны. Очень редко, когда у мамы не бывало гостей, он спал рядом с ней на диване в их единственной комнате.
Сегодня место мальчика занимал дядя Витя, лысый мужчина с лицом и шеей неестественного багрового цвета. Пожалуй, это был самый неприятный мамин знакомый. У него был странный стеклянистый взгляд. Двумя мутно-серыми льдинками дядя Витя смотрел на Павлика, точнее, сквозь него, будто предметы за Пашкиной спиной представляли для него куда больший интерес. Тогда мальчугану чудилось, что на голове у него шапка-невидимка, и он всякий раз проводил головой по макушке, взъерошивая волосы. В конце концов, Павлик успокоил себя, решив, что у дяди Вити не всё в порядке со зрением.
Но это было пустяком, сущей безделицей, по сравнении с шеей дяди Вити. Расчерченная глубокими морщинами, скорее похожими на шрамы, она всегда блестела от пота. Капельки влаги на багровой коже напоминали капельки крови (кровавая дорожка на линолеуме в коридоре – это было совсем недавно!). Вдобавок ко всему, когда дядя Витя к чему-нибудь прислушивался, его шея хищно вытягивалась, точно была безразмерной. Отвратительное зрелище перекликалось с эпизодом из раннего детства, когда Павлик впервые увидел, как огромная черепаха из городского террариума высовывает из-под панциря свою холодную липкую шею. И смотрит, не мигая, словно гипнотизируя: «Эй, малыш, стой…на месте…сейчас…Сейчас я дотянусь…и укушу…укушу…сейчас…».