Люди безразличий - страница 3

Шрифт
Интервал



Когда точно началось это Новое Время, никто не знает, но в сознании людей начало Эпохи было прочно связано с днем избрания Председателя Единой Партии. Впрочем, это даже вполне логично – Председатель мудро решил, что руководить легче «управляемыми» людьми, и незамедлительно приступил к построению государства современного образца путем воспитания поколения новых удобных граждан. Все происходило так последовательно и гармонично, что ни у кого и мысли не возникло оторваться от экранов, чтобы пойти к местным администрациям, прогуляться несколько часов с самолично нарисованными плакатами (загубленные зря леса и человекочасы) и, в очередной раз убедившись, насколько Власти важно мнение народа (предположительно, своего источника), вернуться к тем же экранам. Может, оно и к лучшему?


Власть, наконец, прислушались к потребностям детей и упростила образовательную программу. Углубленное изучение предметов оставили для студентов, а в школах биологию, химию, физику соединили в один предмет – мирологию, который незаметно стал частью «основ духовности». Программу для этих «основ» разрабатывало специально созданное и так и названное Министерство Духовности, которому ко всему прочему был передан контроль над СМИ. К слову, сотрудники министерства занимались также оперативно-разыскной деятельностью, но об этом почему-то распространяться не любили.


Самым любопытным было то, что разработкой учебников занимались исключительно креационисты, любовно разбавляющие когда-то научные теории сомнениями в их разумности. Первые издания бесхитростно называли выявленные несоответствия науке символизмом – и вот уже 6 дней помножились на тысячи, а затем и вовсе растянулись на миллиарды лет; последующие же бесцеремонно отвергали представления о законах природы, противоречащие истинному, божественному замыслу. Все эти нововведения служили единственной цели – развитию духовности и патриотизма, и каждое добавленное слово становилось орудием и средством, напористо раздвигая рамки классов до границ государства.


Но вернемся к нашему герою, который готовил для жителей Эпохи Нового Времени гениальную (уж в этом –то он не сомневался) статью, раскачиваясь на стуле и подбирая эпитеты, способные вырвать читателя из привычной обстановки и хотя бы на минуту перенести в это несуществующее, но такое прелестное место. Пользовался наш толстячок одним проверенным способом – закрывал глаза и начинал сравнивать: солнце среди кучевых облаков перевоплощалось в яичницу-глазунью, перепаханное поле становилось десертом с тертым шоколадом, а скулеж голодного щенка и вовсе превращался в свист кипящего чайника. И пусть сознанием журналиста в эти моменты овладевала чревоугодная тема, зато округлая Оленька хвалила его заметки за образность и, по ее выражению, «ментальную навязчивость». На этот раз, увы, никакие сравнения на ум не шли – море так и оставалось морем, чайки чайками, а поскрипывание стула, собственно, самим поскрипыванием. Тут его внимание привлекло какое–то неясное движение. Толстяк сразу же перестал раскачиваться и присмотрелся – в углу сидела девочка и с размеренностью метронома кидала бисер. Не успев удивиться, он обернулся на вопли приближающейся чайки: «Толстяяяяяк! Толстяяяяк!» По мере приближения птица приобретала черты школьного задиры Габрелидзе: остроклювый нос, черные метки-глаза и большеладонные кисти с узловатыми растопыренными пальцами. И вот он уже кружится вокруг стула, размахивая руками и не прекращая выкрикивать: «Толстяяяяк!» «Это уже не смешно! – отважный журналист забрался с ногами на стул. – Это переходит все границы!». Внезапно Габрелидзе-чайка остановился и клюнул однокашника в лоб.